Как бы там ни было, с того дня практически каждую ночь мне снились страницы моей жизни, связанные со смертью и, смотря правда в глаза, приходилось признать, что в этом фолианте чересчур много листов. В конце концов я обратился к Дитмару, главному врачу кельнского медицинского центра компании. Без подробностей, просто сказал, что мне нужна консультация психотерапевта. И он посоветовал Оливию Вэй – наглядное опровержение киплинговских строчек: «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с места они не сойдут». Ее отцом был француз, а мать – китаянка из Шанхая. Союз двух цивилизаций принес отличный плод – восточная утонченность лишь подчеркивала французский шарм.
Целью походов к Оливии было вовсе не желание получить ответ о подоплеке моих снов. Я хотел, сам не знаю почему, чтобы о моих страхах мне сказал чужой человек, профессиональный поверенный чужих тайн. Самому признаться в этом мне мешал непонятный стыд. Я дважды начинал разговор с Дитмаром, намереваясь поделиться своими проблемами, но оба раза так и не смог решиться.
Сегодня, когда я услышал от Оливии собственный диагноз, вроде бы даже стало легче дышать. Остается лишь дождаться ночи, чтобы узнать, принесет ли это также облегчение в мою ночную жизнь.
5
– Приехали, – вырвал меня из раздумий голос Анджея.
Я вышел из машины и зашагал к зданию, мельком глянув на полуметровые буквы названия на фасаде: «Military and tactical Resources Inc.». Никакой краски: голый титано-вольфрам. За те десять лет, что они тут висят, даже царапинки не заимели.
Зайдя в вестибюль и кивнув охранникам, в сопровождении Анджея я зашел в личный лифт и через полторы минуты уже выходил в своем офисе. Кивком отпустив телохранителя, я подошел к огромному, во всю стену, окну, за которым расстилалась гладь Финского залива. Со стометровой высоты открывался великолепный вид на море, особенно во время ненастья.
Я прижался лбом к холодному стеклу и пару минут просто стоял, ничего не делая и стараясь ни о чем не думать, отдаваясь на волю мысленного созерцания собственного «Я». Это, конечно, не было каким-нибудь дзен-буддизмом, но все же помогало расслабиться в перерывах напряженного дня. Я вернулся за стол, из-за которого поднялся каких-то три часа назад, сел в кресло. Активировал селектор.
– Да, – откликнулась Донна.
– Что там Надзаро?
– Обещал через пять минут быть.
– Хорошо. Соедини с Дитмаром.
Секунд через двадцать голотарелка перед столом тихо загудела и выбросила пучок лазерных лучей. Воздух над ней загустел призрачным облаком.
– Привет, Дитмар, – сказал я, адресуясь проявившейся в воздухе голове. – Не отвлекаю?
– Как может отвлекать главного врача центра его владелец? – улыбнулся он. Я до сих пор не мог привыкнуть к тому, как улыбка меняет его узкое суровое лицо викинга, смягчая и разглаживая морщины, которые он принципиально не желал сводить медицинскими методами. – Я тебя слушаю, Питер.
– Да вот, хотел узнать, как ты относишься к теории о генетическом пределе организма. – Я поудобнее устроился в кресле и налил в стакан клюквенного морса.
– Хмм. – Дитмар присмотрелся ко мне, как будто пытаясь обнаружить какой-то, один ему известный знак, на моем лице. – Интересный вопрос. И неожиданный. Можно спросить, с чем связан такой интерес?
– Просто прочитал статью, – пожал я плечами, – появились вопросы. Насколько она верна, по-твоему?
– Трудно сказать, – теперь уже он повторил мой жест. – На мой взгляд, твердых доказательств этой теории до сих пор нет. Те исследования, что есть, выглядят солидно, но проверить их истинность не представляется возможным. Разве что со временем, когда накопится достаточный статистический материал…
– Ты имеешь в виду результаты генетических анализов? Умирают ли люди в предсказанное им время?
– В том числе и это, – кивнул тот. – Хотя существует мнение, и я его, по чести разделяю, что эти результаты могут играть роль своеобразного плацебо, только с обратным знаком: такие тесты обычно заказывают люди, уже верящие в эту теорию, а следовательно, узнав результат, также могут уверовать в его истинность и убедить себя, что им надо умереть в определенный отрезок времени. – Дитмар потянулся куда-то вбок и вытащил из воздуха сигарету. – Некая разновидность НЛП
[8]
, в общем. – Так, может, теперь ответишь, с какой целью интересуешься. Я бы крайне не рекомендовал…
– А что скажешь о Мацумото Окадо? – перебил я его. – Ведь он за исследования в этой области получил Нобелевскую премию, так?
– Мацумото, – протянул Дитмар. – Ох и вопросы у тебя сегодня. Ну, получил. И что? Он же за исследование получил, а не за доказательство. Он многое осветил, конечно, но…
– А что ты сам о нем думаешь? – я отпил морса.
– Кто-то считает его гением, – почесал он переносицу, – кто-то – шарлатаном и прожектером.
– А ты?
– Я, скорее, поставил бы на первое, – после недолгих раздумий ответил тот и вопросительно посмотрел на меня, безмолвно требуя объяснений.
– Ладно. – Я оперся локтями на стол. – Ты хотел знать, зачем я все это спрашиваю? Изволь. Я хочу, чтобы ты заказал в центре Окадо анонимный анализ моей генной карты для определения генетического предела.
– Что?! – лицо Дитмара перекосилось. – Питер, не сходи с ума. Тебе восемьдесят семь, ты понимаешь, что…
– Дитмар, придержи коней, – поднял я руку. – Ты за кого меня принимаешь? За какого-нибудь фаталиста, желающего покориться Року? Я никогда ничего не делаю просто так, пора бы уже запомнить.
– Ну, хорошо, – смирился тот. – Как там у вас говорят? Вольному – воля? Я займусь.
– Вот и отлично. Как только получишь результаты, сразу перебрось мне. Как там Донна? Боюсь уже её спрашивать.
– Пока без изменений, – он досадливо передернул щекой. – Ждем очередного рецидива. Крайний срок – неделя. Будем надеяться, что на этот раз обойдется.
– Спасибо. Не буду больше задерживать. Отбой.
Я отключил голотарелку, включил селектор.
– Донна, что Надзаро?
– Ждет.
– Пусть зайдет.
Дверь открылась, пропуская Марко Надзаро, главу аналитического управления корпорации. Из моего ближнего круга он был самый молодой: всего сорок лет, последние девять из которых работал на «MTR Inc». Типичный итальянец – смуглый брюнет с волоокими черными глазами, сразившими немало дам. Быстрая торопящаяся походка, при разговоре вечно жестикулирует, рубя ладонями точки и восклицательные знаки. Густая шевелюра усыпана колечками жестких, как проволока, волос, будто после завивки.
– Добрый день, Питер.
– Привет, Марко. Выпьешь? – я пододвинул ему стакан и графин с морсом.
