На момент, когда Марко начал собирать досье на Окадо, контракты с «Церебрумом» уже подписали семь человек, все, естественно, из верхушки «Forbes», поскольку, судя по всему, Мацумото строго придерживался указанной в пресс-релизе цены в сто миллиардов. Также было объявлено, что в 2069-м году ученый, которому исполнится к тому времени девяносто один год, сам подвергнется операции по собственному методу.
– Кстати, ты разговаривал с адвокатами Марса, как я просил? – вспомнил я свою просьбу.
– Да, пообедал с Джоном Дьюи. Он мало что мог сказать и я его понимаю: наверняка они подписали такое же соглашение. Но уверяет, что у него есть связь с Марсом и что условия контракта со стороны «Церебрума» выполняются.
– Ладно, – принял я решение, закрывая тощую папку. В самом низу лежал непритязательного вида листок – результаты теста, заказанного Дитмаром. Сухие строчки бесстрастно свидетельствовали, что генетическим пределом неизвестного анонима, биологический материал которого подвергся анализу, является 2076-й год, с погрешностью до трех лет в ту или иную сторону. Выходило, что если я до этого времени не попаду под машину или не упьюсь насмерть, через шесть лет над моей головой нависнет со своими ножницами Атропос
[10]
, в ожидании отмашки Лахесис
[11]
.
– Подписываем соглашение, а если Таннер что-нибудь выкинет – закопаем его, как когда-то папашу. Просто хорошенько следи за ним.
– Хорошо, с этим разобрались, – кивнул Харви. – Но хотел бы уточнить одну вещь. Питер, я понимаю, что это не мое дело, но потянешь ли ты такую сумму? Я не аудитор, но…
– Ценю твою заботу, но я уже разговаривал с Клаусом, – прервал я его. – Нам пришлось пару дней попотеть за расчетами, но сейчас я уверен, что за пять-шесть лет смогу аккумулировать необходимые средства. Конечно, придется ужаться, урезать расходы, кое-что заложить, но главное – компания сможет работать и после оплаты контракта. Главное, что мы сможем использовать золото из центр…
– Стоп, стоп, – поднял Харви руки. – Питер, я же тебе уже говорил: никаких подробностей этого дела при мне. Если хочешь, конечно, чтобы я оставался твоим адвокатом, если возникнут проблемы.
– Извини, – согласился я. – Но, все же, восемь лет уже прошло. Ладно, по поводу оплаты, кстати, у тебя будет свой кусок работы. Мне нужно полтора десятка новых трастовых фондов: я буду постепенно заводить на них деньги. Оттуда будем переводить в «Церебрум». Не хочу, чтобы журналюги пронюхали что-нибудь раньше времени.
– Не проблема, – Харви встал из кресла. – Тогда, как только их юристы проверят бумаги, я договариваюсь о встрече с Накадзавой.
– За работу.
7
– Даю обратный отсчет. Три, два, один. Есть обнуление.
– Йеххуу! – Я расстегнул ремень безопасности и с восторженным кличем взмыл в воздух. Когда в разговоре со знакомыми магнатами упоминался мой «Skylon»
[12]
, я всем рассказывал, что приобрел его исключительно для оперативного передвижения между земными полушариями. Конечно, это было недалеко от истины: когда за два часа можешь добраться из Петербурга в Пекин – это дорогого стоит. Но где-то в глубине души я всегда знал, что главное – это возможность в каждом рейсе испытать чувство невесомости.
Добравшись до линии Кармана
[13]
, двигатели ракетоплана отключали на семь минут и он, увлекаемый законами Ньютона, устремлялся в свободное падение, скользя по стратосфере, как сёрфер по гребню океанской волны. Я парил посередине салона, словно в бассейне, ныряя то вверх, то вниз, или просто раскинув руки, наслаждаясь отсутствием давящего на тело атмосферного столба. Из своего кресла на меня неодобрительно смотрел Анджей. Невесомость он переносил плохо, так что всегда оставался под защитой ремня безопасности.
Я подплыл к иллюминатору, всмотрелся сквозь толстое стекло. На земле сейчас был почти полдень и звездный купол скрывался за пронзительной синевой неба. Я же наслаждался угольно-черным космическим пространством, видя одновременно Солнце, Луну и остро-яркие холодные брызги звезд. Привычные созвездия время от времени перечеркивались искрящимися полосками метеоров.
Но больше звезд меня привлекали россыпи отблескивающих в солнечных лучах точек, не застывших на месте, а двигающиеся по своим траекториям. Сотни спутников связи, исследовательских платформ и станций придавали ночному небу, словно расцвеченному остатками экзотичного фейерверка, праздничный вид. Где-то там среди них плыл по своей орбите «1961-й», космический отель со стоимостью проживания около пяти миллионов в сутки. Я дважды брал на него недельные туры. В отличии от двух других станций с теми же туристическими функциями, один из модулей «1961-го» вращался, обеспечивая искусственную гравитацию, равную двум третям земной. К сожалению, постоянному проживанию в отеле, кроме цены, препятствовали размеры модуля: при общей вместимости станции около ста человек, в нем могло разместиться всего десять. Так что там, в основном, проводил время обслуживающий персонал, пытаясь обойтись без возвращения на Землю.
Но в происхождении большого светового пятна сомнений не было. Мне оно виделось размером с футбольный мяч, но на самом деле его площадь равнялась нескольким тысячам квадратных километров. Первая геостационарная электростанция, составленная из сотен тысяч панелей солнечных батарей, работала всего три года, но уже перегнала по объему выработанной электроэнергии все углеводородные электростанции Федерации вместе взятые, закрывая потребности всей Сибири и Дальнего Востока, включая алюминиевые и глиноземные комбинаты. Последний год в Государственной Думе все чаще звучали предложения о прекращении работы гидроэлектростанций на Енисее и Ангаре и возвращению к руслам рек, какими они были в начале прошлого века.
Солнечные батареи питали распределенные по их поверхности инфракрасные твердотельные лазеры, от которых энергия, по волоконным светодиодам, накапливалась в центральной оптической системе. Затем собранная энергия импульсными лазерными пучками передавалась вниз, к приемным станциям, разбросанным по всему Зауралью.
В данном случае, мой интерес к станции был совсем не бескорыстным, поскольку я вложил в акции «Космических энергосистем», собственника электростанции, больше пятисот миллионов, превратившиеся с того времени в полновесный миллиард.
– Даю минутный отсчет до включения, – оторвал меня от созерцания звездного неба голос пилота.
С легким, как обычно, разочарованием, я спланировал в кресло и пристегнулся. Приглушенно взвыли двигатели и меня привычно вжало в кресло. Я глянул на часы: до Токио – почти сорок минут. Внутри заурчал желудок, но не болезненно, так что от приема лекарств я воздержался.
