Доктор, наконец, оторвал голову от бумаг и внимательно посмотрел на Седого.
– Мне сказал ваш лечащий врач, что у вас навязчивые сны? – спросил он. – Расскажите мне о них.
Седой вздохнул… Ему совсем не хотелось говорить с кем бы то ни было на эту тему, но он все же рассказал доктору о своем сне, который снился ему в различных вариантах каждую ночь.
– А вы были в плену? – участливо спросил психотерапевт и даже лицо скривил от жалости…
– В том-то и дело, что не был, – еще больше раздражаясь, ответил Седой. – И даже ситуаций, грозящих мне и моим товарищам по разведгруппе пленом, никогда не возникало….
– Ну, что я могу сказать? – Доктор глубокомысленно поправил очки на переносице. – Над вами еще с войны довлеет подспудный страх попасть в плен к противнику, и этот страх затмевает ваш рассудок. Ваш мозг не в состоянии побороть страх и постоянно сбрасывает в подсознание картины вашего пленения в виде повторяющегося сна. Вам нужно преодолеть в себе страх перед возможностью попасть в плен. Тем более вы уже на пенсии, и это вряд ли возможно, и ваше психическое состояние стабилизируется… Я вам выпишу феназепам – это хороший, мягкий препарат. Он успокоит вас.
Седой промолчал…
Доктор снова поправил очки и взялся за ручку. Вписав что-то в историю болезни, он поднял голову и сказал:
– Вы несколько дней походите ко мне на сеансы психотерапии, я вам помогу справиться со страхом.
– Доктор. – Слова давались Седому с трудом. – Вы делаете поспешные выводы, не вникнув в суть проблемы. Я боялся, да. На войне. И страх помогал мне выжить в работе разведчика. Если бы я не боялся, меня бы давно не было в живых. Риск – отец разведки, но осторожность – мать ее. Если разведчик терял страх, мы тут же принимали меры, вплоть до его перевода в другую службу. Потому что разведчик, потерявший страх, опасен не только для себя, но представляет угрозу для всей разведгруппы. Так что мой страх перед пленением лечить не надо, он кончился одновременно с демобилизацией. А мой сон – он другой природы… И я не знаю, чем он вызван, какими ассоциациями. Но не думаю, что вы в состоянии с этим разобраться… Мне не нужно помогать справиться со страхом! Я ожидал от вас совсем другого… От ваших сеансов я отказываюсь.
Седой с трудом сгреб свое непослушное тело с неудобной кушетки и направился к выходу.
– Подождите, больной! – Голос доктора звучал чуть ли не умоляюще. – Может быть, я еще не совсем вник в тему, но вы напрасно пренебрегаете возможностями психотерапии…
– Эх, доктор… – У Седого не нашлось слов объяснить ему, что его потуги не нужны. Он больше ничего не сказал и вышел из кабинета.
После возвращения с войны Седой долго выходил из состояния крайней нервной напряженности. Вот уже три года с небольшими перерывами ему снился один и тот же сон. Снова и снова он попадал в плен, подвергаясь нечеловеческим мукам… Сон приходил, невзирая на тщетные усилия победить его. Не помогали ни снотворные препараты, ни немереные дозы спиртного.
Стали все чаще напоминать о себе старые раны…
И однажды, сидя в скверике ветеранского госпиталя, он подумал: «За что мне это все? За что я подвергаюсь таким нечеловеческим мукам и страданиям? Ведь можно же было закончить свою войну гораздо раньше и сохранить здоровье?» И сам себе ответил: «Нет, пожалуй! Нельзя было. Я бы никогда не бросил своих товарищей-разведчиков. Шел бы с ними до конца, а они бы шли со мной. Это была наша работа, наш выбор, наша жизненная стезя. И отказаться от нее не было возможности ни тогда, ни теперь. Мы ступили за грань, за которой остались наши семьи, наши дети и… наша Россия, которую мы обязаны были защищать, принеся ей присягу на верность и честь. И только смерть в бою могла нас избавить от данной раз и навсегда клятвы верности…»
Он долго думал и вдруг понял, что его давний сон о преисподней был исполнен глубочайшего смысла: ясно дал ему понять, что он солдат. И в другой жизни он тоже будет солдатом. И был им в прошлой. Ничего не изменится, ибо кто-то должен нести этот неподъемный, жестокий, порой до безобразия, крест. Крест офицера своей армии, своей страны…
Седой глубоко вздохнул и, чему-то улыбнувшись, встал со скамьи. Он пошел в палату, лишь слегка опираясь на костыли.
«Страшный» сон ему больше не снился. Никогда.
