– И все равно мне это не по нутру, – решил он вслух.
– Что ты сказал? – спросила жена из спальни.
– Мне не нравится эта вторая дверь в соседний номер, – сказал он громче. – Им следует снять дверь и замуровать проем.
– Ах, ради всего святого, – взмолилась жена. – Дверь заперта. Они используют ее для больших семей, занимающих смежные апартаменты. Никто не собирается к нам вламываться после полуночи, грабить тебя или насиловать меня. Ты слишком беден, а я уже далеко не так хороша собой. Вот.
– Все равно, – упорствовал он, теребя щеколды и пробуя замок на прочность.
– Иди спать.
Свет в спальне погас, и он услышал, как пружины матраса приняли на себя вес его жены.
Он стоял в ванной, глядя на вторую дверь. Вдруг его заинтриговала замочная скважина. Он немного поколебался, а затем нагнулся и заглянул в скважину.
На него взирал яркий синий глаз.
Он молниеносно выпрямился, хватая ртом воздух.
– Прошу прощения! – возопил он, словно сделал кому-то ужасную гадость.
– Что там такое? – спросила жена из затемненной спальни.
Руки у него почему-то затряслись, и он почувствовал, как кровь жаркой волной хлынула ему в голову, заливая краской лицо. Он увидел свое смущенное и одураченное отражение в ярком зеркале.
– Черт! Черт! Черт! – вскричал он.
Затем зажал себе рот ладонью.
– Что с тобой? Ты порезался? – спросила жена.
Он был не в силах отвечать. Что тут скажешь? Что с той стороны какой-то недоумок пялится на нашу ванную комнату? На меня в замочную скважину зыркает какой-то глаз? Черт побери! Разве такое можно выговорить! Совпадение. Человек с той стороны услышал шум воды, подошел и нагнулся посмотреть в тот же самый момент, когда я сам подглядывал. Наверное, тот, другой, так же смущен и обескуражен и чувствует себя так же глупо. Какой идиотизм!
– Чарльз? – позвала жена.
– Иду, – сказал он, резко выключив свет в ванной.
Глуповато хихикая, он на ощупь вернулся в спальню и лег в постель.
– Что происходит? – поинтересовалась жена. – Ты как будто пьян.
Опустив голову на подушку, он прошептал:
– Глупее не придумаешь. Посмотрел в замочную скважину, а из нее на меня зыркает чей-то глаз.
– Ты шутишь.
– Честное-благородное слово. Позор, да и только, – прошептал он, нервно хихикая. Ему свело живот. – Маленький человечишка.
– Кто-кто?
Он призадумался.
– Да. Странно. Но это он. Больше некому. Маленький человек, который прошел мимо нас в вестибюле. Никогда еще я не был в чем-то так уверен. Он живет за стеной.
– Какая разница, – устало молвила жена. – Двери, человечки, замочные скважины… Какое тебе до этого дело?
– А ему какое до нас дело? – вскричал муж и затем, успокоившись, сказал: – Я же не просил его подглядывать в замочную скважину.
– Если бы тебе самому не пришло в голову подглядывать в скважину, то ты бы не сделал такого открытия, – сказала она. – Я в жизни не заглядывала в замочные скважины. У меня и в мыслях такого не было, даже в голову не приходило. С какой стати тебе приспичило сделать нечто подобное?
– А черт его знает, – вырвалось у него. – Вот просто взял и сделал.
– Спи, – посоветовала жена с приводящим в бешенство терпением. – Завтра у нас долгий день. Заседания – целый день. Еще два дня, сядем в поезд, и домой.
Она позаботилась о том, чтобы взбить подушку и натянуть на себя одеяло, чтобы заставить его молчать.
– Все равно, – сказал он после минутной паузы. – Готов поспорить на последний доллар, что этот плюгавенький субчик живет за нашей дверью.
Жена промолчала.
Еле-еле-еле слышная капель. Тишина. Кап. Тишина. Кап. Кап. Кап.
Он поднял голову с подушки. Взглянул на светящийся циферблат часов.
– Три.
Кап. Долгая тишина. Кап.
Как такой ничтожный звук мог его разбудить?
Вода. По капле падает в фарфоровую раковину.
Муж встал, пошел в ванную и прикрутил кран. Капель прекратилась. Он держал руку на холодном металле. Перед сном он всегда все проверял. За двадцать с лишним лет такие проверки стали для него привычным ритуалом – чтобы не капала вода, не оставалось незапертых дверей и хлопающих жалюзи, чтобы дверцы шкафов были заперты, а ящики письменных столов задвинуты. Он признавал, что это чудачество, и отчетливо помнил, что проверял краны именно на утечку. Ответ мог быть только один.
Он быстро включил свет в ванной. Затем заставил себя двигаться очень медленно. Проверил замки и щеколды. Все пребывало в том же состоянии, в каком он это оставил. Дверь в смежный номер была заперта намертво. Никто не мог проникнуть сюда ночью, помыть руки и уйти. Он бросил взгляд на мыло в фарфоровом лоточке. Под каким углом оно лежит? Обычно он кладет обмылок вдоль мыльницы, как полагается. Нет ли отклонений от нормы? Он выдохнул. Черт, черт! Он не знает. Не может сказать. Черт, черт! Нельзя доверять своей подсознательной небрежности. Внешне опрятный, наш подсознательный характер зачастую изменяет нам и разбрасывает повсюду мелкие следы – ничтожное волокно, брызги, мыльную крошку и соринки. Грязь, грязь, грязь!!! Он слегка содрогнулся от своего собственного потаенного постыдного эго.
– К черту, – бросил он зеркалу.
Как же он побледнел, словно застукал своего братца-близнеца за каким-то чудовищным и безнравственным деянием!
– Мы накрепко закрутили кран. Теперь можно и на боковую.
Не хватает одного.
Смеясь над собственной глупостью, он играючи подошел ко второй двери и наклонился. Заглянул в замочную скважину.
На него, не моргая, лучезарно глядел синий глаз.
На этот раз он замер на несколько секунд, казалось, не в состоянии пошевельнуться. Он сделал выдох через легкие и горло, минуя язык, через нос и ноздри, сквозь зубы. У него закружилась голова. Его закачало. Глаз вперился в него. Он оперся рукой о стену. Выпрямился. И долго стоял, переводя дух. Затем, как всплывающий всего на минуту ныряльщик, он сделал глубокий вдох и снова нырнул.
Глаз никуда не делся.
Если глаза умеют улыбаться, то этот ему улыбался.
– Пошел прочь! – прокричал он шепотом. – Вон отсюда!
Он резко повернулся и хлопнул было по выключателю. Промахнулся и попытался снова. Свет погас. Он чуть ли не бегом бросился к постели.
Еще до завтрака он позвонил администратору.
– Это из номера 412. Не могли бы вы мне сказать, кто наш сосед из номера 411?
– Мистер Бикель, сэр.
