– Ужасный шум. Нашим постояльцам приходится вставать в пять утра, рыть канавы, заливать цемент. У вас тут очень шумно!
– Шумно, это точ-чно! – прошипел мистер Латтинг из-под кляузной маски. – Что за бесцеремонные люди!
– Вот и я про то же! – воскликнула хозяйка, доверительно кивая.
– Ужасно бесцеремонные! Никогда не подумают о нас, обездоленных! – вскричал мистер Латтинг вполголоса, ломаясь, из-под заостренной куриной женской маски. – Никогда! Эти никогда не подумают! Чтоб они сгинули со своими брильянтами, шикарными машинами и…
– И шампанским! – вскричала хозяйка.
– И своим чертовым шампанским, благодарю, – прошептал мистер Латтинг, всплеснув руками.
Он уставился на потолок, словно вечеринка бушевала на крыше.
– Чтоб им пусто было с их пьянками-гулянками! А нам с вами куда деваться? Я вас спрашиваю? А? – Он моргнул с отсутствующим взглядом. – Некуда! Они еще, чего доброго, до трех-четырех утра будут топтаться, хамло неотесанное!
– У-у, хамло! – хозяйка уставилась в потолок.
Вечеринка притихла. Бокалы зависли в воздухе. Сцена прямо-таки потрясла гостей до глубины души.
– А теперь послушайте меня, моя дорогая, – очень доверительно прошипел мистер Латтинг, прижав палец к орлиному носу. – Вам следует спуститься к себе и забраться в постель. А я замолвлю пару-тройку словечек этим скользким богатеям. Вы позволите мне позаботиться об этом? А?
– А вы справитесь? – изумилась хозяйка.
– Не извольте беспокоиться, милейшая! Еще как справлюсь! Вы только топайте к себе! А я их зонтиком по макушкам, зонтичком!
Хозяйка потянулась, чтобы взять своего благодетеля за руку.
– Спасибо вам. Мы все так устали. Я так устала. Спасибо!
Она обернулась и обнаружила себя в окружении гуляк.
– Что такое! – завизжала она.
В отчаянии она смерила их с головы до пят, узрела бокалы в руках. И заморгала в недоумении, не понимая, что происходит. Она глянула на мистера Латтинга на его стуле, сгорбленного, с трясущимися заскорузлыми руками в женской маске, и с воплем пулей вылетела за порог, грохнув дверью.
Взрыв хохота. Все разинули рты и загоготали. Принялись пить. Комната задребезжала.
– Прекратить! – приказал Уильям Латтинг.
Все прекратилось так же внезапно, как началось.
Латтинг вскочил, гневно потрясая зонтом и тыча им в гостей.
– Вы слышали, что она сказала! – заверещал он надтреснутым голосом. Старушечья маска осыпала их всех обвинениями:
– Угомонитесь! Прочь! Вон!
Он показал на дверь.
– Поздно. Порядочным людям давно пора в постель. Мне утром вставать, стирку делать, за детьми присматривать, мужа на работу провожать!
В голосе сквозило безудержное негодование и раздражение. Он стукнул зонтом по столу, сметая с него бокалы, заковыляв старушечьей походкой.
Гости так и застыли в изумлении.
– Браво! – сказал кто-то, поднимая бокал за Латтинга.
– Убирайтесь! – взвизгнул Латтинг.
– Послушайте, мы и часу тут не пробыли! – пожаловался кто-то из угла.
– С глаз долой!
Он распахнул дверь и встал, раскачиваясь из стороны в сторону, в проеме:
– Порядочные люди, порядочные женщины вроде меня, у которых годами не бывало мужчины, не могут уснуть! А мы вспоминаем все вечеринки нашей юности, когда мы были пышными да сочными – и прямо плакать хочется!
Из его глаз брызнули слезы.
– А теперь проваливайте!
Гости слушали и верили. Вот что невероятно – они поверили! Кем бы он ни был, ему до́лжно было верить безоговорочно, без сомнений и споров.
– Это моя квартира, и меня содержит Управление общественных работ, – голосил Латтинг старушечьим голосом. – У меня никого нет, муж пьет, не просыхая, дети бросили школу, а мой удел – холодная постель. Так что катитесь отсюда к чертям собачьим и дайте мне поспать!
Гости оставили свои бокалы и взяли свои меха.
– Изысканное гостеприимство.
– Спокойной ночи, Латтинг.
Они выходили по-одному – волна духов за волной никотина, а за ними – волны белых шарфов и норковых шубок.
– Убирайтесь! – верещал мистер Латтинг. – Скатертью дорога!
И грохнул дверью.
Десяток мужчин и десяток женщин на ощупь пробирались в темноте по нескончаемым ступенькам, читая сдавленным шепотком имена обитателей крошечных комнатушек-гробиков:
– Гачичелли. Моран. Смит. Бледсо. Келли. Лопес. O’Тул. Аракелян.
За какой-то дверью стрекотала пишущая машинка.
– Держу пари, это Сароян! – воскликнул один мужчина.
– Что за Сароян? – не поняла какая-то женщина.
– Замнем для ясности, – поморщился мужчина. – Ну и вечеринка! Так это и есть великий Латтинг? Он каждый раз так выпроваживает гостей?
– Да.
– И друзья спускают ему это с рук?
– Да.
Он раскурил сигару, не сводя с нее глаз.
– Гм. Да. Черт возьми!
Уильям Латтинг затворил дверь и обернулся, не оглядываясь по сторонам. Он приблизился к стулу и плюхнулся на него, не меняя обличья. Минут через пять после того, как он отдышался в тишине, сквозь глазные прорези маски Латтинг заприметил молодого человека в кресле в дальнем углу.
– Кто вы?! – потребовал он ответа, холодея.
Молодой человек не шелохнулся. Казалось, он не знал, как пошевелить руками, ногами или губами. Наконец он перестал пялиться, хлопнул себя по коленям и выпалил:
– Невероятно! Потрясающе! Глэдис говорила мне, что вы неподражаемы, я сказал ей, быть такого не может, он просто невменяем, дурачится со своими игрушками. Вот что я сказал Глэдис, а она посмотрела на меня как на дитя малое и говорит, ты просто не знаешь Уильяма Латтинга. Но теперь-то я знаю!
Казалось, он пытается дотянуться до Латтинга с большого расстояния.
– Вы – актер!
Это определение его не удовлетворило.
– Нет, вы – нечто гораздо большее. Большинство актеров недоумки. Им бы только подражать да руками размахивать. Мало кто из них обременен интеллектом. Вы же заставили меня поверить. Я даже не испытываю чувства неловкости. Я думал, все будет непристойно, и меня стошнит при виде кого-то, кто занимается дуракавалянием.
– Прекратите, – велел Латтинг. – А то сейчас стошнит меня.
– Шутки в сторону. Я вполне серьезно.
Смит был на грани срыва, потому что не мог выразить словами свои чувства.
