– Я все равно тебя сдам полиции. И они тебя расколят. Но я хочу услышать от тебя, почему ты хотел смерти Виоле.
– А ты не понимаешь?
– Нет.
– Она знала мою страшную тайну. Только она!
– Ты занимался с ней сексом за деньги, и что? Многие поступают так же…
– Нет, ты не врубаешься. – Аросев перешел на шепот: – Она могла меня утопить… Из бабьей мести.
– За что ей мстить тебе?
– Я поимел ее. За деньги. Только я. Уверен, она больше никому не отдавалась. Это ее позор. О котором хочется забыть, а не получается…
– Неубедительно.
– Она ненавидит меня! Я знаю это. Видел ее глаза, когда Виола явилась на прием. Они так и кричали, чтоб ты сдох, извращенец.
– Но почему она к тебе пришла? В Москве множество клиник. А хирургов еще больше.
– Это стечение обстоятельств, которому я сам поражался. Как ее угораздило записаться на прием именно ко мне? Главное, если бы она на сайте искала информацию, то увидела бы мое фото. Но ей кто-то порекомендовал. Сарафанное радио, оно сильнее рекламы. И вот представь теперь… Заходит девушка в кабинет к доктору, которому хочет довериться, а видит перед собой… монстра! Похотливого и двуличного. Она, видимо, когда-то меня воспринимала иначе… Придумала себе что-то. Типа, я интересуюсь ее внутренним миром больше, чем всем остальным.
– И что она сделала?
– Растерялась. Села. Что-то начала говорить… А потом вскочила, побежала… Я поймал ее, как тогда, в отеле, где мы занимались сексом. И сунул не деньги, а твою визитку. В общем, история повторилась, пусть и не точно! И я опять доктор зло! – Аросев шумно выдохнул через ноздри. – И вот представь теперь, если б она узнала, что я был любовником Красотули, то в ее голове пазл сложился бы неправильно. Она могла пойти в полицию и такого наговорить…
– Боялся, что заподозрят не меня, а тебя? Бедняжка.
– А моя жена? Если б она узнала… Мне конец! Я же не только с Виолой тогда. Какие только девки не попрыгали на моем… ну ты понимаешь! Но ни одна не знала, кто я. Их я не боюсь. Только Виолу… – Аросев вытер кровь, сочащуюся из губы. Но она уже успела спуститься струйкой на грудь и попасть на крест. – Я прокакал свой талант. Или пронюхал, не знаю, как сказать лучше. Я уже не могу делать сложные операции. Шлефануть лазером шрам – да. Жир откачать. Но слепить новое лицо… Это уже недосягаемо для меня. Красотуля – мой единственный шедевр.
– К чему ты ведешь?
– Пока у меня есть богатая жена, которая владеет клиникой, я имею работу. Если она узнает о Красотуле, Виоле, прочих девках… даже тех, что были до нее (она презирает мужчин, пользующихся услугами проституток, а извращенцев готова сажать), она разведется со мной. И сразу после этого вышвырнет из клиники. Я уж не говорю об этой квартире, она также принадлежит ей. Я уйду с одним чемоданом в никуда…
– Любые неприятности, перечисленные тобой, не стоят человеческой жизни. Ты понимаешь это?
– Нет… Или да? Я не знаю. Это был порыв. Я поддался. Тогда я тоже бахнул, признаю…
Бородин вытащил из кармана носовой платок и намотал на руку – она кровоточила. В кино герои боевиков лупят всех почем зря и выходят из драк без единой царапины. Жаль, в жизни не так. У Викентия кисть теперь неделю заживать будет.
– Иди еще бахни напоследок, – бросил Бородин Льву. – Или унюхайся вусмерть. Потому что с сегодняшнего дня твои неприятности начинаются. И если ты не готов к ним, покончи с собой. Я даю тебе этот шанс.
– Я не понял, – беспомощно пролепетал Аросев.
– За тобой придут, Аросев. И как минимум задержат за нападение на Виолу. Как максимум арестуют за тройное убийство.
– Что?
– Ведь ты тот самый маньяк по кличке Док.
– Я? Нет! Ты что? Это не я… Я никогда бы!
– Будешь это в полиции доказывать. Мне не надо.
Лев схватил его за руку:
– Но ты думаешь – это я? Ты, кто знал меня столько лет?
– Не знал, как выясняется. Но если тебя успокоит, скажу, что не считаю тебя маньяком. Тех троих убил кто-то другой, не ты. Твой мозг иссушили наркотики. Они же подорвали нервную систему. Ты просто не смог бы совершить три продуманных убийства. Но, повторяю, мое мнение не имеет значения. И кстати, если меня вызовут в суд для дачи показаний, я буду свидетелем не за тебя, а против. Прощай!
И ушел, оставив хнычущего Аросева наедине с собой… и наркотиками.
Глава 4
Он давно уехал, а Виола все смотрела в окно. Не потому, что ждала, что Матвей вернется. Просто ей было хорошо вот так стоять, наблюдать за птичками, скачущими по веткам клена, за облаками, лениво плывущими по небу, за соседкой Нинкой, что фланировала между подъездами в халате и мужской куртке до колен, поджидая хахаля, посланного за бутылкой…
Ой, нет. За Нинкой наблюдать было не так приятно, как за птичками и облаками.
Виола отошла от окна. Стала мыть посуду. Но все валилось из рук. Выключила воду, отбросила губку, вытерла руки и пошла в комнату… валяться.
Упав на кровать, Виола закрыла глаза и сладко улыбнулась. Какая же она сейчас счастливая! Переживания, сомнения, опасения… все потом!
От подушки пахло одеколоном Матвея. Виола зарылась в нее лицом. «Буду так лежать, – сказала она себе, – и вспоминать события ночи. Подетально. Работа подождет…»
Но этим планам не суждено было сбыться. В дверь позвонили – к ней кто-то пришел.
Виола, чертыхаясь, встала с кровати и направилась в прихожую. Прежде чем открыть, посмотрела в глазок. Мама и сестра. Проведывать явились. Исполнить родственный долг.
– Доброе утро, – поприветствовала она их, открыв дверь.
– Привет, привет! – Обе родственницы чмокнули ее в щеки, одна в правую, вторая в левую.
– Это тебе. – Мама протянула ей коробку с тортом. Сколько раз Виола просила не приносить ей мучного и сладкого, все без толку.
– Спасибо, проходите.
– Одна? – спросила сестра, прошарив взглядом квартиру.
– Да.
– Мужчиной пахнет… И еще чем-то, не пойму.
Сексом, хмыкнула мысленно Виола.
– Может, пловом? Я вчера готовила. Будете?
– Я нет, – покачала головой Оля. – У меня диета.
– А я с удовольствием, – ответила мама. – Кстати, я тут слышала, что в первой половине дня кушать можно все. Так что, Оля, тоже поешь. Не часто нам выпадает возможность отведать Вериной стряпни.
– Я даже не знала, что она умеет готовить.
– Умею не я, а мультиварка. – Именно этот плов остался, тот, что приготовил Матвей, они доели ночью.
Виола провела гостей на кухню.
