– Разумеется. Минута – это примерно сколько, Боб?
– Что? А, понимаю. Видите ли, сэр, когда мы туда шли, все только и спрашивали, где же мисс Каролин. Поэтому мистер Хэмблдон и шеф отправились за ней, разминувшись в дверях со мной и Минной. И почти сразу вернулись, уже с мисс Каролин.
Аллейн вдруг резко подался вперед:
– Скажите мне вот что, Боб, – но имейте в виду, что это важно, очень важно. Сколько времени прошло между тем, как мисс Дэйкрес вышла из гримерной и ее появлением на сцене?
– Да почти нисколько, сэр. Буквально две секунды. Наверное, они встретили ее в коридоре.
– Боб! Вы можете поклясться, что после спектакля она ушла прямо в гримерную и не выходила оттуда, пока не пошла на праздник?
– Да, сэр. Конечно, могу. Я же говорил, что…
– Да-да, я знаю. Все в порядке. Теперь о мистере Хэмблдоне…
– С ним то же самое, сэр. Я понимаю, к чему вы клоните. Хотите узнать, кто поднимался наверх после того, как оттуда спустился шеф. Верно?
– Верно, Боб.
– Так вот, это не могли быть ни мисс Каролин, ни мистер Хэмблдон. Физически не могли. Оба ушли к себе сразу после спектакля. Я их видел. И оба не выходили из своих гримерных, пока не отправились прямиком на вечеринку. Могу поклясться на Библии, поцеловать книгу и предстать перед судьей. Этого достаточно?
– Вполне достаточно. А кто-нибудь мог выйти из гримерных так, чтобы вы не заметили его, стоя в коридоре?
– Ни в коем случае, сэр. Как говорится, черта с два. Могу поспорить, пожарные инспектора сюда не ходят. В театре есть два ряда гримерных и гардеробная сбоку. Сначала две комнаты для «звезд» и уборная мисс Макс. Потом коридор под прямым углом поворачивает, и справа у нас гардеробная, а слева – еще три гримерных.
– Да, я знаю.
– Так вот, комната мистера Комика Акройда находится сразу за гримерными «звезд» и уборной мисс Макс. Думаю, ему это очень нравится, поскольку стены там тоненькие и можно легко совать свой нос в чужие дела. Я как-то зашел к нему и увидел, что он стоит на столе, приложив ладонь к уху и закрыв глаза, и слушает, как мисс Каролин и мой джентльмен воркуют. Меня он не заметил, и я потихоньку ушел, а на обратном пути намекнул мисс Каролин, что у стен есть уши, и она сразу удалилась. Представляете? Мистер Сент-Джон Акройд!
Аллейн вспомнил тот же эпизод в версии Акройда и хмыкнул:
– Значит, в конце второго коридора нет дверей?
– Нет, сэр. Только небольшое окно. Все затянуто пылью и паутиной.
– В него может пролезть человек?
– Если только совсем маленький, сэр, и то с трудом.
– Надо будет на него взглянуть. Большое спасибо, Боб. Наверное, никто не называет вас мистер Парсонс?
– Да благословит вас Бог, сэр: я почти забыл, что у меня есть фамилия. Если и называют, то только в шутку. Уже уходите, сэр?
– Да, мне пора идти. Уже поздно, и сейчас я не могу угостить вас выпивкой, но завтра, если позволите…
– О, это очень любезно с вашей стороны, сэр! Но мне ничего не нужно. Речь идет о моем джентльмене, а я привык о нем заботиться, так что мне все это только в удовольствие.
– Разумеется, но вы ставите меня в неловкое положение, Боб. Пусть это будет просто знаком, что вы не держите на меня зла.
– Ну, если вы так на это смотрите… Большое спасибо, сэр. Спокойной ночи, сэр. Я очень надеюсь, что вы поймаете этого мерзавца. Наш шеф был прекрасным человеком. Не представляю, кто и зачем мог проломить ему голову, пусть даже и с помощью спиртного. Я всегда говорил…
Боб пустился в длинные и путаные рассуждения, не связанные с делом, и Аллейн поспешил удалиться. Он договорился с Уэйдом встретиться в театре и нашел его уже на месте.
– Ну как, мистер Аллейн? Поговорили с костюмером?
– Да, и весьма удачно.
Аллейн передал ему содержание беседы.
– Будь я проклят! – воскликнул Уэйд. – Есть о чем подумать. Как он вам показался, сэр? Надежный человек?
– Думаю, да. Он относится к вымирающему виду – настоящий кокни, без всяких примесей. Коротышка с едким умом и добрым сердцем, независимый, преданный, но острый на язык. Слышали бы вы, как он говорил об Акройде… Мы сможем проверить его показания. Я засек, сколько времени он потратил на сигарету: шестнадцать минут, с учетом того, что он несколько раз прикуривал. Песенка длится три минуты, вместе получается примерно без четверти одиннадцать. Потом он закурил вторую сигарету, которую свернул перед тем, как идти на вечеринку: допустим, это еще три минуты. Итого, он ушел из коридора без двенадцати одиннадцать. А когда все стали спрашивать, где мисс Дэйкрес, мистер Мейер посмотрел на часы и сказал: «Уже без десяти – время ее выхода», – и она появилась примерно через две минуты. Выходит, если Боб Парсонс стоял все это время в коридоре, она не могла залезть наверх.
– Если только он не пытается обеспечить алиби – ее или Хэмблдона.
– Я уже сказал, мы проверим его показания. Но если все эти люди вспомнят, что говорили с ним, будет уже неплохо. Лично я ему доверяю.
Уэйд мрачно уставился на Аллейна и вдруг крепко выругался.
– Господи, Уэйд! В чем дело?
– Проклятье, – пробормотал Уэйд. – Если то, что он сказал, правда… Мистер Аллейн, вы понимаете, что это значит?
– Разумеется. Это значит, что у нас одним махом вылетают все подозреваемые. Печальная новость. Правда, есть еще маленькое окошко…
– Надо немедленно пойти туда и взглянуть на это окно. Черт возьми, ни одного подозреваемого! Вы меня обескуражили. А как же Ливерсидж?
– Никаких шансов, – ответил Аллейн.
– Ливерсидж, на которого все указывает!
– Не только он. Ливерсидж, Бродхед, мисс Дэйкрес и Хэмблдон. Мэйсон так плотно закутан в свои алиби, что его не пробить никакими уликами. Идемте, сэр, идемте. Надо очень внимательно изучить это окно.
Глаза 21
Работа с реквизитом
Но окно в конце коридора оказалось именно таким, каким описал его Боб: грязным и заросшим паутиной. Уэйд раздраженно повернулся к Аллейну.
– Случай из серии «Кто съел наш мед», – с улыбкой произнес Аллейн.
– Я срочно поговорю с Бобом Парсонсом, – прорычал Уэйд. – И если кто-то скажет, что он соврал, я буду трясти его до тех пор, пока он не выложит всю правду.
– Конечно, все может быть, – согласился Аллейн, – но рассудите сами. Предположим, Ливерсидж – убийца. Он планирует снять противовес. Вместо того чтобы после спектакля незаметно проскользнуть к задней лестнице, что было бы довольно легко сделать, он сначала идет в свою гримерную, зная, что буквально через минуту ему придется выйти в ярко освещенный коридор, где может оказаться кто угодно. Тем не менее он соглашается на этот риск и, выйдя из комнаты, видит перед собой Парсонса. Ливерсидж знает, что Парсонс обязательно увидит, как он поднимется по лестнице: иначе говоря, может выдать его с головой. Несмотря на это, он рискует еще больше, пытаясь его подкупить. Как вы думаете, стал бы он это делать? То же самое относится и к мисс Дэйкрес. Да и вообще ко всем артистам. Уверен, увидев Парсонса, вы поймете, что его подкупить не так-то просто. Разумеется, вы должны проверить его показания, дружище, но я уверен, что он говорит правду. А теперь давайте посмотрим на театр с обратной стороны.
