У Милы ныло все тело. Чем дольше она лежала, тем больше сигналов боли поступало от различных его частей, осознающих, что им уже больше не нужно работать по максимуму и они могут расслабиться в безделье, отрапортовав о своем дискомфорте. Мила несколько раз упала, заработав синяки и ссадины и ободрав колени. Ей пришлось пробираться через густые заросли, поэтому лицо и руки были иссечены сосновыми иголками. Похоже, она потянула мышцы на груди, и эти мышцы настойчиво докладывали о своих страданиях. Была еще такая мелочь, как растянутая лодыжка, но у лодыжек имеется определенное свойство: первый день они помалкивают, а на следующий громко жалуются. Добрая сотня царапин, шишек, синяков, порезов, ссадин и уколов требовала к себе внимания. Тем временем Мила отчаянно проголодалась. Что она будет есть?
Мила не была лесным жителем. Она родилась и выросла в большом городе. Ее жизнью были петербургские кинотеатры и кафе, что можно было сказать про многих коренных петербуржцев из старинных семей: Мила никак не могла заставить себя называть свой родной город Ленинградом. Это был город белых ночей, прекрасный в неярком северном свете, с величественными соборами и дворцами, бесчисленными реками, каналами и мостами. Это был город Достоевского, город русской литературы, самый европейский город в России. И он никак не подготовил Милу к тому, с чем она столкнулась сейчас.
Она поняла: ей нужно составить план. Ее отец, мудрый и изобретательный, уже все решил. Мила услышала его голос. Оставаться в пещере, дождаться наступления ночи, затем с наступлением сумерек начать спускаться вниз. Возможно, ей повезет, возможно, не повезет: либо она наткнется на крестьян, которые ей помогут, либо на немцев, которые ее убьют. Но нельзя просто лежать здесь, дожидаясь смерти.
Теперь необходимо оценить ситуацию. Воспользоваться головой. Папа говорил, что ты умная, все учителя говорили, что ты умная. Думай!
Анализируй, анализируй, анализируй. Прежде чем решить какую-либо проблему, необходимо понять ее суть. Это верно и в физике, и на войне, в политике, медицине и любом другом виде человеческой деятельности. Необходимо определить, что на самом деле является правдой, в отличие от того, что хотелось бы считать правдой.
Папа свято в это верил, и эта вера его погубила.
Отец Милы был агрономом-биологом, и его задача, как и у всех, кто работал по этой специальности, заключалась в том, чтобы повысить урожайность пшеницы. Родина жила на своей пшенице: из нее получался хлеб, а хлеб означал жизнь. Кто-то однажды сказал, что хлеб – основа жизни. Отец Милы рассмеялся. «Нет, – ответил он, – хлеб и есть сама жизнь».
Однако его работа была основана на твердой вере в генетику великого Менделя. Увы, один украинский крестьянин-гений по имени Трофим Лысенко верил в теорию гибридов. Он завоевал расположение Сталина, а вскоре получил власть. Лысенко всеми способами подкреплял свои теории, сначала письмами в научные журналы, затем письмами властям, которые стали оканчиваться ночными визитами сотрудников госбезопасности.
Но отец Милы не собирался молчать.
Нельзя изменить в лаборатории колосок пшеницы и ожидать, что эти изменения передадутся последующим поколениям. Великий Мендель дал ясно это понять еще сто лет назад. Эту истину нельзя было отрицать, а перевод всей советской сельскохозяйственной политики на бредовые теории гибридизации неизбежно должен был обречь миллионы людей на голод.
Федор Петров не был героем. Совсем наоборот. Это был мягкий, спокойный человек, крайне порядочный, любящий супруг и отец троих детей. Но он считал своим долгом говорить правду, и он говорил ее до тех пор, пока не исчез. Из-за какой-то пшеницы!
И вот теперь Мила попала в другую ловушку: ее охватило ожесточение. Она тщетно пыталась выбросить из памяти ту ночь, когда узнала, что отца забрали, долгие месяцы без единой весточки от него, и, наконец, неофициальную, но далеко не случайную встречу ее матери с одним из товарищей отца по работе в университете. «Он сказал, по слухам папа умер от туберкулеза в лагере в Сибири».
И это был конец. Боль утраты нельзя выразить словами. А впереди ждало новое горе: оба брата, мать, муж. Даже великий Достоевский со всеми своими затравленными, гонимыми неудачниками не смог бы найти слов, чтобы выразить это. Нужно жить дальше. И постараться все забыть.
И снова папа: включи свой мозг снайпера. Сосредоточься, сконцентрируйся, осмотрись, пойми. Ничем себя не выдавай, спрячь свои красивые глаза и тело, слейся с землей, ветром, деревьями, стань снайпером и сполна расплатись со своими врагами.
Анализируй. Оценивай. Вникай. Господь наделил тебя разумом, так воспользуйся же им.
Что тебе известно?
Мне известно, что немцы поймали нас в засаду. Почти все наши были убиты. Мне удалось спастись совершенно…
Нет, не надо. Не трать время напрасно на свои переживания. Кому какое дело до того, как снайперу удалось спастись. Ты спаслась – и все. Вернемся к общим вопросам. Охарактеризуй действия немцев.
Высокое мастерство. У них лучшая военная машина в мире, и они в любом боевом столкновении убивают пятерых наших, теряя одного своего. У них лучше оружие, более умные офицеры, более изобретательные солдаты. Мы бьем их исключительно численным превосходством. Если они убивают нас в соотношении пять к одному, мы навалимся на них шестеро на одного, десятеро на одного и в конечном счете одержим верх, потому что при всех прочих условиях мы можем их обескровить. Можем завалить их своими жертвами. Мы можем вынести больше страданий. В конце концов, мы расчищаем минные заграждения, маршируя через них.
Но, несмотря на все вышесказанное, ночная засада была проведена на высочайшем уровне. Она превзошла все, что повидала Мила и за шесть месяцев в Сталинграде, и в тот день смерти на Курской дуге.
Особенно если учесть, что немцев было очень мало.
Только так и могло быть. Большой отряд не смог бы передвигаться и занимать позицию настолько бесшумно. Он обязательно оставил бы следы. В лесу партизаны Бака чувствовали себя как дома: их могли провести только те, кто знает лес еще лучше.
Небольшой бесшумный отряд. Лучшие из лучших. Считанная горстка бойцов.
Сколько их было?
Два пулемета. Мила узнала тяжелые удары пуль калибра 7,92 мм, вырывающихся из дула с огромной скоростью. Затем автоматы – их более легкий, более отчетливый треск, звучавший контрапунктом к тяжелым пулеметам. Высокий темп автоматической стрельбы создавал ощущение, будто нападавших тысячи, в то время как на самом деле их было всего несколько человек. Мила не могла припомнить, чтобы слышала хотя бы один винтовочный выстрел. Все нападавшие были вооружены автоматами. Все без исключения. Для немцев это большая редкость. Если все нападавшие были вооружены автоматами, это говорило о многом. Действовало какое-то специальное подразделение, элита, а не какой-нибудь строевой взвод, забредший в Карпаты в надежде подстрелить парочку партизан.
Мила мысленно прикинула: двадцать – двадцать пять человек. Четверо за пулеметами, остальные с автоматами и гранатами. Сначала открывают огонь пулеметы. Затем в дело вступают автоматы и гранаты, но гранат не больше чем по четыре на человека. Далее по сигналу все стрелки умолкают, и поблизости – совсем рядом! – вскакивают палачи и быстро подбегают к раненым, спрятавшимся, умирающим, расстреливая их в упор.
