Не вызывало сомнений, что Крестьянин ничего не понимал.
– Доверься мне, друг мой. Я хочу, чтобы было как лучше. Ты стой вот на чем: немцы забрали тебя на принудительные работы. Когда началось наше наступление, тебе удалось бежать. Несколько дней ты скрывался в лесах и теперь вернулся. Вот и весь твой рассказ, ты ничего не знаешь ни о каком Баке, ни о какой Миле. Твердо стой на своем. Уразумел?
– Кажется, уразумел, – кивнул Крестьянин, хотя на самом деле он так ничего и не понял.
В Яремче – точнее, рядом с ее дымящимися руинами, – советская армия устроила фильтрационный лагерь, куда обязали явиться всех тех, кого унес из родных мест кровавый вихрь войны. Кому-то разрешали вернуться домой, других впереди ждал мрак неизвестности. К офицерам госбезопасности выстроилась длинная очередь, и Крестьянин терпеливо стоял в ней, а сразу за ним стоял Учитель.
Неподалеку советские следователи разбирали развалины сожженной деревни. Поднялся большой шум, когда среди пепла и обгорелых бревен церкви они обнаружили останки ста тридцати пяти сгоревших заживо человек. Поблизости временно расположилась танковая рота, которая обеспечивала прикрытие подразделению НКВД, работающему в фильтрационном лагере. Вырос палаточный городок, куда отправляли восстанавливать силы тех, кто прошел сквозь строгое сито госбезопасности. Крутилась бюрократическая машина – советская империя восстанавливала контроль после немецкой оккупации. В маленьком полевом госпитале ухаживали за ранеными, полевая кухня готовила еду, и все это происходило под присмотром комиссаров.
Наконец Крестьянин предстал перед сидящим за столом молодым офицером в очках в стальной оправе, усталым, возможно, слегка в подпитии. Крестьянин сильно нервничал, поскольку у него не было опыта общения с представителями власти. Напутствие Учителя, только что посоветовавшего ему сохранять спокойствие, начисто вылетело у него из головы. Назвав себя, Крестьянин предъявил свои потрепанные документы.
Офицер даже не потрудился поднять на него взгляд.
– Объясните свое присутствие здесь, – приказал он, изучая документы – засиженный мухами паспорт.
– Два года назад меня забрали немецкие солдаты, – запинаясь, начал Крестьянин. – Все это время я работал на них, прокладывал дороги для танков, натягивал колючую проволоку, рыл окопы. Когда началось наше наступление, стали рваться снаряды, все смешалось. Мне удалось ускользнуть в лес, где я пробыл с неделю…
– Достаточно, достаточно, – остановил его молодой энкавэдэшник. – Отвечайте, гражданин, известно ли вам, что в этих местах действовал партизанский отряд под командованием некоего Бака?
– Я никогда не слышал ни о каком Баке, гражданин начальник.
– Вы были в горах с его партизанами?
– Не был.
– Хорошо, а теперь скажите вот что. Вам когда-нибудь приходилось слышать о женщине по имени Людмила Петрова? Также известной под именем Белая Ведьма? Она находилась в партизанском отряде Бака.
– Ни о какой Миле Петровой я не слышал, – сказал Крестьянин.
– Замечательно, – усмехнулся офицер госбезопасности. – А теперь, будь добр, покажи-ка мне свои руки.
Крестьянин послушно протянул ему руки.
– Нет, болван, ладонями вверх!
Крестьянин перевернул руки.
– Объясни, почему после двух лет усердной работы на немцев у тебя на ладонях нет мозолей? Твои руки, пусть и грязные, мягкие. Ты по крайней мере год не держал в руках лопату или заступ!
– Я… я… я никогда не слышал о Миле Петровой, – пробормотал Крестьянин.
Офицер кивнул двум солдатам, те схватили Крестьянина и разорвали на нем рубаху. Вся его грудь была покрыта татуировками. Офицер ткнул пальцем в одну из них – причудливо изогнувшуюся линию, взметнувшуюся вверх тремя острыми вершинами.
– Это трезубец! – воскликнул он. – Символ украинских националистов, эмблема украинской повстанческой армии Бака! Ты солгал, ты служил в этой армии и, следовательно, являешься изменником Родины! Вероятно, ты помогал изменнице Людмиле Петровой, которую за предательство ждет смерть. Только тому, кто был знаком с нею близко, известно, что ее называли не Людой, а Милой. Это было в старых газетах, но я сомневаюсь, что ты умеешь читать.
– Гражданин начальник, – вмешался Учитель, – позвольте вступиться за этого косноязычного невежду.
Энкавэдэшник удивленно поднял на него взгляд:
– А вы кто такой?
Учитель поспешно шагнул к столу и протянул свои документы.
– Учитель, значит. – произнес офицер, ознакомившись с ними.
– Гражданин начальник, этот человек.
– Вопросы здесь задаю я! Вас тоже забрали на принудительные работы? Вы были вместе с этим человеком?
– У этих крестьян все тело покрыто татуировкой. Им это нравится. Они понятия не имеют, что означает татуировка. Я в здешних краях учитель. И мне это хорошо известно.
– Я задал вам вопрос: вы были вместе с ним? Вас забрали на принудительные работы?
– Гражданин начальник, я просто хотел указать на то…
Один из солдат ударил его в живот прикладом автомата.
– Болван, вопросы здесь задаю я. Не надо ничего мне объяснять. Я не твой ученик. Покажи мне свои руки!
Солдат, ударивший Учителя, подтащил его к столу и, схватив руку, показал ее ладонью офицеру.
– Еще один работяга с нежными белыми ручками. А у тебя руки даже чистые. Сомневаюсь, чтобы у тебя имелись татуировки, поскольку ты считаешь себя утонченным, но ты заступился за этого изменника, солгал ради него, ты попытался ускользнуть от советского правосудия. Отведите обоих в.
– Гражданин начальник, разрешите кое-что вам показать!
Солдат с силой ударил Учителя по шее, и тот упал на колени.
Крестьянин, попытавшийся было вмешаться, также получил хороший удар прикладом и рухнул на пол. Из раны на голове хлынула кровь.
– Уберите отсюда эту мразь! – распорядился офицер. – Я не могу тратить столько времени на преступников.
– Гражданин начальник, умоляю! Позвольте показать вам мои документы. Уверен, они вас заинтересуют!
– Я не хочу тратить на вас время! – отрезал офицер, держа в руке паспорт Учителя.
Учитель ловко выкрутился из рук державшего его солдата, выхватил свой паспорт и умелым движением пальцев разорвал корочку надвое. Из нее выпал прямоугольный листок. Учитель протянул листок молодому энкавэдэшнику.
Тот лишь взглянул на него, и лицо его стало мертвенно-бледным, покрылось испариной.
– Майор Спешнев, прошу прощения! – растерянно пробормотал офицер. – Товарищ майор, я торопился. Я понятия не имел… товарищ майор… пожалуйста, я только выполнял свою.
Учитель остановил его, подняв руку.
Слушай меня, лейтенант, если не хочешь до конца дней своих строить дорогу к Северному полюсу на тот случай, если нашему Вождю вздумается туда прокатиться. Ты сделаешь то, что я прикажу, и сделаешь это немедленно!
