— Матиас…
— Нет уж, Юлали, погодите! Я сегодня пьян и могу себе позволить говорить, что думаю. Завтра все равно могу прикинуться, что ничего не помню. Вы замечательная, Юлали. Есть в вас что-то… Даже не знаю что! Только когда думаю о вас, мне так хорошо и в то же время горько-тоскливо.
Я молча выслушала откровение Матиаса. Мне нечего ему ответить. Он с минуту дышал в трубку, но потом закашлялся:
— Простите дурака еще раз. Значит, вы считаете, что наши разгадки в прошлом детей?
— Да, — охотно откликнулась я, радуясь, что обсуждение щекотливой темы окончено. — Думаю, что должно быть нечто, объединяющее всех троих мальчиков при жизни. Черт, это не телефонный разговор! Мне бы хотелось обсудить все при личной встрече.
— Мне тоже, Юлали. Но к вам не прорваться. Монтойя что, устроил вам домашний арест? Считает, что вы можете и правда быть причастной к этому делу с отравой?
— Что? Да нет, конечно. Это другое, Матиас. Долго объяснять, да и смысла никакого. Это ничего не изменит. — Я невольно раздраженно махнула рукой, словно мой собеседник мог это видеть.
— Вы поэтому не хотели говорить ему об угрозах, Юлали?
— Матиас, давайте свернем эту тему. По поводу дела встретиться и поговорить мы можем или у моего адвоката завтра, или в управлении после допроса пересечься. Вы могли бы подъехать.
— Я буду, не сомневайтесь. Но хочу сказать вам кое-что по поводу Пробса, Юлали, — заторопился Матиас, видимо боясь, что я отключусь.
— Я вас слушаю.
— Господин Пробс весьма дорогостоящий и раскрученный адвокат. Но не это главное. Помимо вас и некоторых состоятельных граждан он представляет интересы еще и Александра Велша.
— Вот черт! — Я была по-настоящему удивлена.
— Может, конечно, все это случайность, а может, и нет. Но до нас и раньше доходили слухи, что господин Пробс не чурается за дополнительную и весьма значительную плату делать своим клиентам некоторые не совсем обычные и законные одолжения. Доказать ничего пока не получилось, но я абсолютно уверен, что этот человек ради денег готов на все. Хотя как адвокат он реально талантлив и почти не проигрывает в суде.
— Весьма интересно, — нахмурилась я.
— Вы не знаете, Монтойя нанял его для вас случайно или, может, по чьей-то рекомендации?
— Понятия не имею. Мы… пока не говорили об этом, — пробормотала я. Ага, и о многом другом не говорили. И вряд ли будем. Хорош, договорились уже!
— Юлали, у вас правда все нормально?
Как будто если это не так, есть возможность что-то изменить. Разве что только совершить чертов скачок во времени и разминуться с Монтойей в том лесу.
— Все в порядке. Будет. Давайте уже прервемся. Время позднее.
— Юлали! — резко сказал Терч.
— Не нужно, Матиас!
— Нет, нужно! Вы должны знать… У вас есть друзья, и если что-то или кто-то причиняет вам боль, вы не обязаны терпеть.
— Матиас, прекратите! Я не жертва, которую нужно спасать! Это именно так, как я говорю, и никак по-другому. Я не нуждаюсь в благородных рыцарях и защитниках! Потом за благородство и защиту приходится платить непомерную цену! — оборвала я его и отключила телефон.
Мой желудок громко заурчал, напоминая, что, несмотря на все жизненные коллизии, необходимость есть никто не отменял. Забравшись в холодильник, я соорудила себе гигантский сэндвич и, налив в стакан сока, уселась в кухонной зоне набивать желудок.
Запах Монтойи коснулся моих ноздрей раньше, чем я услышала его шаги.
— Приятного аппетита, — тихо сказал он мне, останавливаясь в дверях.
— Угу. Спасибо, — ответила я, проглотив кусок.
— Со мной твой адвокат связался. Вам нужно встретиться. У него в офисе завтра в девять.
— Я знаю. — Я смотрела прямо перед собой, стараясь избегать его взгляда.
— Я… То есть… хотел спросить, ты хочешь, чтобы тебя отвез я или кто-то из ребят? — сглотнув, спросил он.
— О, надо же, у меня, откуда ни возьмись, появилось право хоть и минимального, но выбора? — Да, знаю, что это глупо, но не могу себе отказать в желании достать его хоть чем-то.
Монтойя протяжно вздохнул, будто это ему тут приходится мириться с неизбежным злом в виде меня.
— Да, появилась.
— В таком случае я, конечно, выберу кого угодно, только не тебя, муженек.
— Как хочешь, — смиренно пожал он плечами. — Я иду в душ.
Я промолчала.
— Детка… — Я сжала зубы, не желая слышать эту проклятую нежность в его голосе. Я знаю, что это не более чем обман. — Лали, хорошая моя, мы сможем хоть когда-нибудь вернуться к тому, что было?
— А что было, Монтойя? Если ты имеешь в виду, намерена ли я опять становиться слабоумной идиоткой, доверяющей твоим словам, то, пожалуй, нет. Или ты что-то другое подразумевал? — Я старалась звучать равнодушно, но моя злость все равно прорывалась наружу.
— Я так дико скучаю по тебе, по твоим ласкам, по нашей страсти.
— Ну, так за чем дело стало. Прикажи мне ублажить тебя. Ты же тут главный! Авось сработает. А можешь и силой попробовать. Уже ведь начинал. Просто доведи до конца!
У Монтойи такое лицо, будто я ему надавала пощечин. С одной стороны, я злорадствую, видя, что могу задеть его, но другая моя часть оплакивает каждое жестокое слово, сорвавшееся с языка. Словно, хлеща его наотмашь, я каждый раз попадаю и по себе. Сжимаю зубы от того, как хочется вдруг заорать так, чтобы стены чертова трейлера развалились. Северин делает несколько шагов и останавливается с другой стороны стола прямо напротив меня. Я чувствую его прожигающий насквозь взгляд, но не поднимаю глаз и старательно жую, не чувствуя ни вкуса, ни запаха, уткнувшись глазами ему в район живота. Он тяжело дышит, и его такой знакомый теплый запах наполняет мои легкие, вызывая легкое головокружение. Мое тело отвечает на его близость, предавая меня с первого же вздоха. Господи, ну за что? Почему это должно было случиться со мной?
— Я никогда не стану ни к чему тебя принуждать, — так и не дождавшись, чтобы я подняла взгляд, глухо говорит мой муж. — Ни за что в жизни не ударю и не причиню тебе физический вред. Я не стану намеренно доставлять тебе и душевную боль, Юлали. Но если мое желание защищать тебя от всего, имеющего хоть намек на опасность, доставляет дискомфорт или даже мучительно, то, боюсь, что с этим тебе придется смириться. Потому что менять свою позицию во всем, что касается твоей безопасности, я не намерен, пройди хоть сто лет! Спокойной ночи!
Оттолкнувшись от стола, уходит, а я так и сижу, пялясь в стену, и в голове нет ни единой связной мысли, кроме той, что я чувствую себя опутанной сетью, из которой уже никогда не выбраться. Она прикипела к коже и впиталась внутрь с проклятыми парными гормонами. В эту ночь мы с Северином заснули на разных сторонах кровати, так далеко, как только было возможно в реальности, а по ощущениям словно на разных континентах. Уже балансируя на тонкой грани сна и яви, я призналась себе, что мне не хватает прикосновений Северина. Без них я замерзаю.
