– О, нет! – Я страдальчески закатил глаза, соскользнул с табурета и плюхнулся на пол. Мама даже не улыбнулась.
В ту ночь я снова услышал музыку.
Я сел на постели, прислушиваясь. Теперь музыка доносилась снизу.
Из гостиной.
Я встал с постели. Тапки опять куда-то подевались. Пол под босыми ногами был просто-напросто ледяным. Вообще-то у меня должен был быть ковер. Но у папы пока не хватило времени его положить.
В доме было тихо. За окном шел снег. На фоне черного ночного неба снежинки казались серыми.
– Кто-то играет на пианино, – произнес я вслух и сам испугался собственного голоса, сдавленного и хриплого со сна. – Кто-то там внизу играет на моем пианино.
Я подумал, что родичи тоже не могут не слышать музыку. Их спальня располагается в самом дальнем крыле дома. Но тоже на первом этаже. Так что они должны слышать музыку.
Я осторожно приоткрыл дверь и выглянул в коридор.
Все та же тихая, печальная мелодия. Сегодня за обедом я как раз ее напевал. Мама еще спросила, что это за мелодия. А я не смог вспомнить.
Я напряженно прислушивался. Кровь стучала в висках и мешала мне слушать. Но я все равно различал каждую ноту.
Кто там играет?
Кто?
Я должен был это выяснить. Я решительно пошел к лестнице. В коридоре было темно, и мне приходилось держаться за стену. У лестницы папа поставил ночник, но я всегда забываю его включать.
Я спускался вниз, опираясь обеими руками о перила и делая по шагу за раз, чтобы подо мной не скрипели ступени. Я старался не шуметь.
Я не хотел раньше времени вспугнуть того, кто играл на пианино.
Ступеньки все же поскрипывали у меня под ногами. Но музыка продолжала играть. Тихая и печальная. Очень и очень грустная.
По коридору первого этажа я шел на цыпочках, затаив дыхание. Для того чтобы попасть в гостиную, надо было пройти через зал и столовую. В зал падал свет от уличных фонарей. За окном по-прежнему шел снег.
Я засмотрелся в окно и налетел на нераспакованную коробку с мамиными вазочками, которая уже неделю стояла у кофейного столика. Я бы, наверное, упал. Но, к счастью, рядом был диван, и я ухватился за его спинку.
Музыка на мгновение затихла. А потом заиграла снова.
Я налег грудью на спинку дивана, дожидаясь, пока мой взбесившийся пульс не придет в нормальное состояние.
А где, интересно, родичи? Я внимательно вгляделся в сумрак коридора, который вел в их спальню. Неужели они не слышат, что кто-то играет на пианино? Неужели им совсем не любопытно, кто это может быть? Кто посреди ночи сидит в гостиной за пианино и наигрывает такую печальную музыку?
Я сделал глубокий вдох, на миг задержал дыхание и оторвался от спинки дивана. Медленно и осторожно я прокрался в столовую.
Здесь было темнее, чем в зале. Окна выходили на задний двор, и сюда не проникал свет фонарей с улицы. Я пошел еще медленнее, чтобы случайно не налететь на какой-нибудь стул. Наконец я приблизился к двери в гостиную. Музыка стала громче. Я сделал еще один шаг. И еще один. Мне повезло. Дверь в гостиную была открыта.
Я замер на пороге, напряженно вглядываясь в темноту.
Кто там? Кто?
Но я не сумел ничего рассмотреть. У меня за спиной раздался жуткий, пронзительный вопль. Кто-то набросился на меня сзади и повалил на пол…
7
Я упал и больно ушибся коленками и локтями. Вопль раздался снова. Прямо мне в ухо. Плечо пронзила острая боль. Зажегся свет.
– Плюшка! – заорал я дурным голосом. Кошка спрыгнула с моего плеча и умчалась из комнаты, задрав хвост.
– Джерри… что происходит? Что ты здесь делаешь? – рассерженно выпалила мама, вбегая в комнату.
– Что здесь за вопли?
Папа появился сразу за мамой. Он близоруко щурился. Без очков он почти ничего не видит.
– Плюшка опять на меня наскочила! – Я так и стоял на полу на четвереньках. – Ой, мое плечо! Эта дурацкая кошка снова меня поцарапала!
– Но, Джери… – Мама нагнулась, чтобы помочь мне встать.
– Идиотская кошка! – Я продолжал бушевать. – Придурочное животное! Она прыгнула на меня с полки. Она меня напугала до полусмерти! И посмотри… посмотри. Она продрала мне пижаму! И не только пижаму. Она мне все плечо исполосовала.
– Она тебя поцарапала? У тебя кровь?
Мама сдвинула пижамную куртку с моего плеча, чтобы посмотреть, что там у меня.
– Джерри прав, – задумчиво пробормотал папа. – Пора что-то делать с этим животным. Иначе она нас всех сожрет.
Мама тут же бросилась на защиту Плюшки:
– Просто она испугалась. Наверное, приняла Джерри за какого-нибудь грабителя.
– Какого еще грабителя?! – пронзительно завопил я. – Она что, не видела, что это я?! По-моему, кошки видят в темноте.
– Ладно, Джерри. А что ты вообще тут делал? – спросила мама, поправляя на мне пижаму.
Она погладила меня по плечу. Как будто это могло помочь.
– Да, – поддакнул ей папа, – чего ты тут ходишь посреди ночи?
Он прищурился. Как я уже говорил, без очков папа вообще ничего не видит.
– Я хожу! – Теперь уже и я рассердился. – Я услышал, что кто-то играет на пианино, и…
– Что ты услышал? – Мама не дала мне договорить.
– Как кто-то играет на пианино. В гостиной. И я спустился сюда посмотреть, кто это может быть.
Родичи уставились на меня, как на какого-то идиота, на которого даже нельзя сердиться. Потому что ну что взять с убогого?!
– А разве вы ничего не слышали? – спросил я.
Они молча покачали головой.
Я обернулся и посмотрел на пианино.
Разумеется, там никого не было.
Я подошел и потрогал рукой табурет.
Он был теплым.
– Здесь только что кто-то сидел, – сказал я. – Честное слово.
– Не смешно, – сморщилась мама.
– Не смешно, – повторил за ней папа. – Опять твои идиотские шуточки, Джерри. Сколько можно?!
– Никаких шуточек, – заявил я.
– Только не строй из себя святую невинность, Джером. – Мама страдальчески закатила глаза. – Уж мы тебя знаем. Ты вечно что-то придумываешь. А мы с папой потом еще дня три отходим.
– Но я не шучу, – с жаром проговорил я. – слышал музыку. Кто-то играл…
– Кто бы это мог быть? – ехидно осведомился папа.
– Может быть, Плюшка, – в тон ему проговорила мама.
