— В горле как будто кусок кошачьей шерсти застрял и не проглатывается!
Врач после такой прелюдии даже слегка растерялся. По его просьбе Вера сказала: «А-а-а», позволила осмотреть нос и уши.
— Ничего подозрительного не вижу, — признался врач. — Иногда бывает, что такую реакцию дают грибковые заболевания. Возьму мазок, проверим.
Если бы, да кабы, да во рту росли грибы, — думала Вера, забирая через неделю результаты анализов. Как и ожидалось — ничего не нашли.
— Это не моё заболевание, — заявил лор. — Сходите к терапевту, может, он что посоветует?
Терапевт велела сдать кровь на инфекции и отправила Веру к онкологу, который выглядел очень странно: длинные волосы, подбитый глаз (бурная тайная жизнь?). Онколог предположил, что у Веры, возможно, особое строение позвоночника.
— То есть это позвоночник торчит у меня из горла и мешает глотать? — Вера не поверила бы своим ушам, но уши у неё были в полном порядке, как недавно выяснил лор.
— Ну, не совсем так… Хорошо, раз вы настаиваете, я выпишу направление на анализы, — заявил врач, воинственно почёсывая фингал под глазом.
Вера не настаивала, но сдала и эти анализы, и опять — ничего не нашли.
Комок в горле между тем не исчезал, и Стенина решила, что ей надо просто смириться с ним — живут же люди с привычной болью, вот и она, наверное, сможет. Иногда ей удавалось ненадолго забыть о том, что в горле сидит невидимая дрянь — и тогда жизнь была почти сносной. Сносу ей не было, этой жизни!
Накануне Лариного первого сентября Стениной приснился ещё один сон про серолицую девочку.
— Это она из тебя лезет через горло, — шёпотом сказала девочка и засмеялась Лариным смехом. — Зависть стала больше тебя — теперь её нужно родить!
Вера проснулась совершенно мокрой от пота — и вспомнила, как просыпалась шесть лет назад такой же мокрой от грудного молока. Мышь внутри плясала и пела — предвкушала долгие годы школьного счастья.
Учительницей в Ларином классе оказалась та самая пятидесятилетняя дама с буратиньим голосом — Алла Леонтьевна. Она сделала вид, что не узнала Стениных, хотя у Лары был самый большой и нарядный букет. Евгения подбежала к Вере, прижалась как маленькая. У неё тоже был симпатичный букетик — мелкие розочки.
— Женечка! — рассиялась Алла Леонтьевна. — Это твоя мама?
— Нет, — потупилась Евгения. — Моя мама вон там, — и предательски точно указала на Юльку с Джоном, которые с удовольствием курили у школьной калитки, похожие на дерзких старшеклассников. Алла Леонтьевна притушила сияние, и тут как раз началась праздничная линейка. Вера с трудом отцепила от юбки Лару, которая никак не хотела строиться вместе с другими ребятками. Потом послушалась, но, уходя, оглядывалась на Веру с таким несчастным видом, что у Стениной внутри всё просто взорвалось от жалости. К несчастью, на мышь этот взрыв никак не повлиял.
Директор гимназии был пригожий мужчина с небольшой лысинкой, похожей на пятно, которое продышали в морозном стекле трамвая. Он степенно прошёл к микрофону, заговорил — и Вера вдруг почувствовала, что сейчас расплачется. Со стороны могло показаться, что её растрогала речь директора, и вполовину, кстати, не такая пригожая, как он сам. Но не было никакой стороны — никто не смотрел на Стенину, которая давилась и кашляла слезами. Как давным-давно заявила кому-то сама Вера — я плачу редко, но метко. Старшая Стенина, кстати, тоже заливалась слезами, не забывая, впрочем, бдительно отслеживать перемещения Лариных бантов — первоклассников вели парами будущие выпускники, и маленькой Стениной, конечно же, достался самый неприглядный. Лохматый, в прыщах и без галстука. Наверное, второгодник, подумала Вера, глотая свои глупые слёзы. Интересно, в таких гимназиях бывают второгодники?
После линейки родителям первоклашек велели дожидаться окончания первого и единственного в тот день урока. Юлька с Джоном уже исчезли — он в тот же день улетал в Москву по делам.
Чем в точности занимается Джон, Вера не знала — и подозревала, что этого не знает даже Юлька. Слова «заказ», «проект» и «контракт» звучали в его речи чаще, чем даже слова-паразиты, какие водятся и у самых образованных людей. Возможно, Джон просто сшибал где-то деньги от раза к разу, потом перезанимал и отдавал — предвосхитив тем самым кредитный стиль жизни нулевых лет. Питались Юлька и Джон впечатляюще — как-то в августе Стенину потрясла картина подругиной кухни. И вполовину не доеденный арбуз Юлька безжалостно выбросила в мусорное ведро, туда же следующим рейсом отправились банки с какими-то паштетами и кусок сыра, который бережливая Вера поймала буквально в воздухе — прихлопнула, как кошка бабочку.
— Смотреть уже не могу на этот сыр, — призналась Копипаста.
У неё проявлялись замашки богатой дамы и были ей к лицу. Вера спросила у мыши, будут ли они с ней завидовать Юлькиному достатку, но ответом её не удостоили. Значит, не будут. Стенину приметы чужого богатства никогда особенно не беспокоили. Вероятно, её зависть тоже на свой лад ущербна — и в стае других таких мышей её сочли бы изгоем. Мысль эта Вере понравилась. Привыкнув жить с куском в горле, можно привыкнуть и к жизни с чувством-мутантом.
В продуктовом магазине для богатых, «СВ-2000» на улице Малышева, Юлька покупала невиданные пельмени ручной сборки, зимнюю клубнику (есть которую, по мнению Джона, можно было только с сахаром, а лучше — с клубничным вареньем) и модный десерт девяностых — йогурты. Наблюдая эти загулы, Вера вспоминала о пионерском лагере, в котором они с Юлькой провели когда-то счастливую, но очень голодную смену. Одна девочка из отряда после отбоя вкушала под одеялом столовский хлеб с зубной пастой. Ах, детство! Вера тогда тоже пускалась в гастрономические эксперименты — однажды разжевала толстую ягоду шиповника, похожую на красную медузу, и обожгла язык шерстяными, колючими семенами. В тот день как раз приехала мама с «передачей» — привезла печенье «Шахматное», конфеты «Москвичка» и яблоко. Перед отбоем вожатая взяла чертёжное перо — и, подцепляя им кожуру, сделала из яблока прелестного ёжика, правда, иголки у него были ржавыми. Вера доставала одну «иголку» за другой, а потом сжевала всё яблоко целиком, вместе с семечками. Девочка, которая ела зубную пасту, объяснила Вере, что в яблочных косточках содержится синильная кислота и от неё умирают — Стенина проплакала всю ночь, ожидая смерти. На соседней койке крепко спала Юлька и во сне чмокала губами, как будто тоже ела яблоко. Или целовалась с кем-нибудь во сне — наяву они обе тогда ещё не пробовали.
Пока мышь отсутствовала, Вера много раз собиралась признаться Юльке, что смертельно завидовала ей с седьмого класса — но так и не собралась, а теперь это было бы как явка с повинной после убийства.
Мышь между тем развлекалась вовсю, наблюдая, как Лара пытается учиться — у неё не получалось почти ничего. Разве что на физкультуре она блистала, если можно, конечно, поставить рядом два этих слова — «физкультура» и «блистать». Прописи были в помарках, учительница — в недовольстве, Вера — в отчаянии.
Евгению перед самыми осенними каникулами наградили грамотой «Гордость школы» и приняли в школьный хор солисткой. Ясный голос, абсолютный слух. Как будто это у неё бабушка — гениальная пианистка, горевала Вера, пряча с глаз долой нотные тетради, купленные в далёкие счастливые дни.
