Юлькины мысли привычно сворачивали к Джону — так водитель, который многие годы ездит по одному и тому же маршруту, не может пропустить заветный поворот.
К остановке пришёл очередной «туз» — бабахнул дверцами, выпустил трёх молоденьких девиц и дедушку с авоськой.
— Юля?
Она обернулась — и увидела высокого, какого-то очень тёмного человека. Всё в нём было тёмным — и кожа, и глаза, и одежда, и пакет, который он держал в руке. Только волосы — седые.
— Саша, — он указывал на себя пальцем так радостно, словно бы сам только что узнал своё имя. Юлька не знала, что сказать — и что сделать. Куда увести его с этой проклятой остановки? Домой пойти и речи нет, ведь у него уши точно как у Евгении.
— Я тебе конфеты привёз, — Саша начал шуршать пакетом, достал коробочку «Птичьего молока». Юлька вспомнила, как они с Веркой гадали когда-то давно на этих конфетах. Белая начинка — значит, «будешь красивая», жёлтая — «богатая», а коричневая — «счастливая»! Евгения не любила шоколад и «раздевала» каждую конфету, съедая только начинку — а Стенина ворчала, что это ей не семечки.
— Пойдём в «Универбыт», там кафе открыли на четвёртом этаже.
Саша согласился, легко зашагал рядом. Походка у него была слегка подпрыгивающая, так часто ходят высокие худые мужчины.
— Ты где остановился? — из вежливости спросила Юлька.
— В гостинице «Большой Урал». Я в командировке, от предприятия. Да я ж писал тебе!
Юлька так сосредоточилась на ошибках, что упустила содержание писем. Спустя пару лет она точно так же сосредоточится на понимании того, как управлять машиной, — и упустит из виду, куда именно нужно ехать. Два этих умения придут в соответствие очень и очень не сразу, зато водитель из неё в конце концов получится хороший — лучший, чем, к примеру, мать.
В кафе было малолюдно, но все немногие посетители отчаянно и со вкусом курили. Юльку это обрадовало, а вот Саша заскучал:
— Я бросил год назад. Совсем не могу этот запах.
— Давай сядем поближе к выходу, здесь вроде бы меньше наносит.
Заказали кофе, а Саша зачем-то попросил принести пирожных с кремом, Юлька никогда такие не любила.
«И тебя я никогда не любила», — подумала она, аккуратно размешивая сахар в чашечке.
Саша улыбнулся — зубы просто вопияли о необходимости срочного лечения, а лучше — протезирования.
— Я же тут развёлся между делом.
Говорил он слишком громко — одна из курильщиц обернулась к нему с недовольством оперной фанатки, заслышавшей телефонную трель. Саша этого не заметил, шумно прихлебнул кофе и даже, кажется, крякнул — у Юльки от ужаса выключился слух, но тут же снова включился, потому что Сашина история была интересной. Жаль, что её не излагал кто-нибудь другой.
Оказывается, все последние годы Саша и его жена Лида потратили на ссоры и обстоятельное взаимное недовольство. У них, если помнит Юлька, двое сыновей — Витя и Марк (Юлька в мыслях возопила: а куда же делись Виктория и Марина и что творится с памятью?).
— Те ещё гаденыши, — сказал Саша, и курильщица за соседним столиком — Юлька могла поклясться — сказала подружкам: «Тише, я слушаю». — Лоботрясы, вруны и подлецы. Я ведь, Юль, всегда мечтал о дочке.
— Бытует такое мнение, — светски ввернула Копипаста, — что все мужчины хотят сыновей, а любят — дочек.
Саша посмотрел на неё странно — винить в этом, скорее всего, следовало слово «бытует».
— А Лидка их только защищает да выгораживает! Виктор стащил у меня деньги из кошелька — она говорит: «Ты сам виноват, не бросай где попало!» Марик пришёл домой пьяный — «Это твоя дурная наследственность, при чём здесь бедный мальчик?» Она любит моих детей, а меня — ненавидит, вот как такое может быть?
Юлька не знала, что сказать. Внешне сочувствуя Саше, она думала: надо же, до чего затейливо обошлась с ними реальность! Подсунула зеркало под самый нос — как умирающим, проверить дыхание. Юлька не может любить Евгению, потому что видит в ней слишком мало своего, а Саша не любит сыновей, потому что не узнаёт в них себя. В том, что Лида права, Юлька не сомневалась — она всегда была на стороне женщин, даже соперниц.
— Поступить никуда не смогли, — продолжал Саша, — работают, стыдно сказать, на стройке. А она всё на меня тянет — твои гены!
Юлька, забывшись, ложечкой размазала пирожное по тарелке.
— Ты надолго приехал? — спросила невпопад.
Саша поднял на неё взгляд и словно споткнулся на месте.
— Я думал, мы могли бы попробовать… — неуверенно сказал он.
— Не обижайся, но я скорее попробую это пирожное.
— Девушки, сигаретой не угостите? — громко спросил Саша у соседнего столика. Столик радостно щёлкнул по донышку пачки «Пэлл-Мэлл», поднёс зажигалку и улыбнулся. «Вот-вот, — думала Юлька, — улыбнись в ответ! А мне ты больше не нужен, и про Евгению я тебе даже слова не скажу».
— Рада была увидеться, — сказала она, пока Саша пересаживался за соседний столик, шуршал пакетом и улыбался во все свои страшные зубы. Коробка «Птичьего молока» лежала на столе, как жертва, которую должны были принять — или отвергнуть — боги.
Приняли.
— Если не хотела пирожное, нечего было портить! — сказал ей Саша на прощание. — Мне, может, тоже не понравилось, как ты выглядишь. И в Оренбурге у меня моложе есть. Семь лет назад дочку, а я, дурак, вначале с тобой решил попробовать.
Столик лез всеми своими руками в коробку за конфетами. Жёлтая начинка — будешь богатой, коричневая — счастливой. А если попадётся белая — останешься красивой до самой смерти. И никогда не состаришься.
Глава двадцать седьмая
Король прогуливался в любую погоду.
Название картины Александра Бенуа
Серёжа растерянно смотрел на Тамарочкин зад, где сиротливо белела оголённая панель, а Вера с Ларой смотрели на Серёжу.
— Сегодня какой-то не очень удачный день, — сказала наконец Стенина. — Лара, посмотри по сторонам, может, этот номер где-то валяется. Может, его ради баловства свинтили и бросили. А я с собачниками поговорю.
Она решительно двинулась в сторону тепло одетых людей, вокруг которых носились по снегу весёлые собаки. Одна из собак была в пальтишке, шапке и сапожках — прямо как человек, только на месте лица — мохнатая и довольно-таки свирепая морда. Вера загляделась на пальтишко и чуть не оступилась — её подхватила под руку хозяйка ряженой псины.
— У нас тут номер с машины скрутили, — сказала ей Вера. — Может, вы видели?
— Мы с Линочкой только вышли. Вот попадись нам это хулиганьё, правда, Линочка?
— Ррррр, — подтвердила собака.
— Вы, женщина, зря оставляете номера на стоянке, — подключилась к разговору другая собачница. — Кейс, ну-ка фу! Ко мне!
