На обложке был изображен человек, бредущий по желтой улице, трое мальчиков следили за ним из-за колонны. В нижнем правом углу стояло слово Трир. Пьеро пробежал глазами начало:
– Вот что, Эмиль, – сказала миссис Тишбейн, – помоги мне, пожалуйста, отнести этот кувшин с горячей водой, хорошо? – Она взяла кувшин и синюю мисочку с ромашковым шампунем и быстро пошла из кухни в гостиную. Эмиль со вторым кувшином последовал за ней.
Довольно скоро Пьеро с удивлением узнал, что с мальчиком из книги, Эмилем, у них довольно много общего, – во всяком случае, если иметь в виду прежнего Пьеро. Эмиль жил с одной только мамой – правда, в Берлине, а не в Париже, – и папа у него умер. В самом начале романа Эмиль, как и Пьеро, отправился в путешествие на поезде, а какой-то мужчина в вагоне украл у него деньги, совсем как роттенфюрер Котлер бутерброды у Пьеро. Мальчик порадовался, что у него с собой нет денег. Но зато есть чемодан с одеждой, зубной щеткой, фотокарточкой родителей и новым рассказом Аншеля, полученным прямо перед отъездом из приюта и уже дважды прочитанным. Там говорилось о мальчике, над которым всячески издеваются люди, считавшихся его друзьями. Рассказ показался Пьеро страшноватым. Ему больше нравилось то, что Аншель писал раньше, про колдунов и говорящих животных. Пьеро придвинул чемодан ближе – на случай, если сюда тоже войдет какой-нибудь Макс Грундейс, как к Эмилю. И вскоре покачивание поезда его убаюкало. Глаза сами собой закрылись, книга выскользнула из рук, и он задремал.
Буквально через две секунды – так ему показалось – Пьеро, сильно вздрогнув, проснулся от громкого стука в окно. Он с удивлением огляделся, не понимая, где находится, и задохнулся от ужаса: все-таки умудрился уехать в Россию. Поезд стоял, и в вагоне царила зловещая тишина.
Стук раздался снова, громче, но окно так запотело, что Пьеро не видел платформы. Он провел рукой по стеклу, расчистив идеальную дугу, и сквозь нее разглядел огромную вывеску – там, к счастью, было написано Зальцбург. За окном стояла довольно красивая женщина с длинными рыжими волосами. Она что-то говорила, но Пьеро не мог разобрать слов. Она повторила – опять непонятно. Он потянулся, открыл форточку и тогда наконец услышал ее.
– Пьеро! – кричала женщина. – Это я! Твоя тетя Беатрис!
Глава 5
Дом на вершине горы
Пьеро проснулся в незнакомой комнате. Под потолком длинные светлые деревянные балки перекрещивались с темными опорными столбами, а прямо над головой в углу висела огромная паутина, чей создатель зловеще вращался на тонкой шелковистой ниточке.
Минут пять Пьеро лежал неподвижно и пытался восстановить в памяти события вчерашнего дня. Последнее, что он помнил, – то, как сошел с поезда и шагал по платформе рядом с женщиной, назвавшейся его тетей, а затем влез на заднее сиденье автомобиля, где за рулем сидел мужчина в темно-серой форме и шоферском кепи. Но дальше – провал. Нет, еще одно воспоминание, как в тумане: он упомянул о парне из «Гитлерюгенд», который приставал к нему и отобрал бутерброды. Шофер начал было говорить что-то про «этих юнцов», но тетя Беатрис, шикнув, заставила его замолчать. Вскоре Пьеро, видимо, заснул – и во сне взлетал все выше и выше под облака, и ему становилось все холоднее. Затем две сильные руки вытащили его из машины и отнесли в спальню; женщина подоткнула под него одеяло, поцеловала в лоб и выключила свет.
Пьеро сел и осмотрелся. Комната довольно маленькая, меньше даже, чем дома в Париже. Из мебели – кровать, комод, на нем кувшин и таз, в углу шкаф. Приподняв простыню, мальчик с удивлением обнаружил на себе длинную ночную рубашку – и ничего больше. Значит, кто-то его раздел. Пьеро зарделся; кто бы это ни был, получается, он видел все.
Мальчик встал и прошел к шкафу, босые ноги на деревянном полу мерзли. Его вещей в шкафу не оказалось. Он открыл ящики комода – тоже пусто. Зато кувшин доверху налит водой. Пьеро отхлебнул чуть-чуть, прополоскал рот и выплюнул, затем налил воду в таз и ополоснул лицо. После, у единственного окна, он отвел занавеску и хотел посмотреть, но сквозь замерзшее стекло едва различил что-то белое и зеленое – наверное, поле с травой, усердно пробивающейся из-под снега. Живот слегка подвело от волнения.
Где я? Очень хотелось знать.
Обернувшись, он увидел на стене портрет чрезвычайно серьезного человека с усиками. Глядит в пространство; желтый китель, железный крест на нагрудном кармане, одна рука покоится на спинке кресла, другая упирается в бедро. За спиной человека картина: деревья, и тучи сгущаются, как будто перед сильной грозой.
Пьеро засмотрелся на мужчину – в его лице было что-то гипнотическое – и опомнился, лишь заслышав в коридоре шаги. Он быстро прыгнул назад в постель и натянул простыню до подбородка. Ручка двери повернулась, и в комнату сунулась полная девица лет восемнадцати с рыжими волосами и красным лицом.
– Проснулся, значит, – сказала она обвинительным тоном.
Пьеро молча кивнул.
– Идем со мной, – велела девица.
– Куда?
– Куда надо. Пошли. И быстрее. И не задавай дурацких вопросов, без тебя дел невпроворот.
Пьеро встал и направился к этой командирше, глядя не на нее, а себе под ноги.
– Где моя одежда? – спросил он.
– В печке, – ответила она. – Сейчас это уже не одежда, а пепел.
Пьеро ахнул от ужаса. Вещи, в которых он ехал в поезде, мама купила ему на семь лет; они тогда в последний раз вместе ходили в магазин.
– А чемодан?
Она без капли сожаления пожала плечами:
– Там же. Нам в доме паршивая вонючая дрянь не нужна.
– Но там… – начал было Пьеро.
– Все, хватит языком молоть. – Она обернулась и покачала пальцем у него перед носом. – Вещи твои были грязные и, поди, кишмя кишели всякой мерзостью. Им в печке самое место. А тебе крупно повезло попасть в Бергхоф и…
– Куда? – переспросил Пьеро.
– В Бергхоф, – повторила девица. – Так называется этот дом. И мы тут капризов не терпим. Так что давай – скоренько за мной. И чтоб я больше ни слова от тебя не слышала.
Он зашагал по коридору, глядя направо и налево, изучая незнакомую обстановку. Дом, почти целиком деревянный, был красив и уютен, но фотографии на стенах – где офицеры стояли навытяжку и впивались глазами в объектив так, словно хотели, чтобы он треснул, – казались здесь не слишком уместными. Однако они буквально заворожили Пьеро. От этих военных, сильных, красивых, грозных, словно било электричеством. Станет ли Пьеро таким же грозным, когда вырастет? Хорошо бы. Тогда никто не осмелится сшибать его с ног на вокзалах и красть у него бутерброды в поездах.
– Это она фотографирует. – Девица, увидев, что Пьеро замер у фото, остановилась.
– Кто?
– Хозяйка. Ну ладно, хватит плестись – вода остывает.
Пьеро не понял, что имеется в виду, но вслед за девицей спустился по лестнице, и они повернули налево.
