— А мы пойдем во дворец? — спросила Хуззах.
— А теперь послушай меня, — сказал Пай. — Во-первых, мистер Захария сам не знает, что говорит…
— Слова, Пай, слова… — вставил Миляга.
— А во-вторых, мы привезли тебя с собой, чтобы найти твоих дедушку с бабушкой, и сейчас это наша главная задача. Так, мистер Захария?
— А если мы не найдем их? — сказала Хуззах.
— Найдем, — ответил Пай. — Мои люди знают этот город как свои пять пальцев.
— А такое вообще возможно? — сказал Миляга. — Что-то у меня есть определенные сомнения.
— Когда ты кончишь пить кофе, — сказал Пай, — я позволю им доказать тебе, что ты ошибаешься.
Наполнив желудки, они отправились по городу, следуя запланированному маршруту: от Оке Ти-Нун к Карамессу, потом вдоль стены до Смуки-стрит. Оказалось, что инструкции были не вполне надежны. Смуки-стрит, узкая и оживленная улица, хотя и куда более спокойная, чем та, по которой они только что шли, привела их не к Виатикуму, как им было обещано, а в лабиринт уродливых бараков. Дети играли в грязи, а между ними расхаживали рагемаи — не слишком удачный гибрид собаки и свиньи, которого как-то в присутствии Миляги зажарили на вертеле в Май-Ke. Дети и рагемаи воняли невыносимо, и их запах привлекал зарзи в больших количествах.
— Мы, наверное, пропустили поворот, — сказал мистиф. — Нам надо было…
Его прервали огласившие окрестность крики, заслышав которые дети вылезли из грязи и ринулись на поиски их источника. В общем гаме выделялся пронзительный неприятный вопль, который делался то громче, то тише, словно боевой клич. Не успели Пай с Милягой как-то отреагировать на это событие, как Хуззах бросилась вслед за остальными детьми, обегая лужи и рагемаев, роющих рылом землю. Миляга посмотрел на Пая, который вместо ответа пожал плечами, а потом оба они направились вслед за Хуззах. След привел их через переулок на широкую и оживленную улицу, которая с удивительной скоростью начала пустеть, когда пешеходы и водители кинулись искать убежище от того, что надвигалось на них с вершины холма.
Сначала появился обладатель пронзительного голоса — вооруженный мужчина ростом почти в два раза выше Миляги. В каждой руке у него было по развевающемуся алому флагу. Скорость, с которой он несся, никак не отражалась на громкости и высоте его воплей. За ним появился батальон вооруженных солдат — ни один из них не был ниже восьми футов. И наконец показался экипаж, который явно был специально сконструирован, чтобы подниматься и опускаться по крутым склонам города с минимальными неудобствами для пассажиров. Колеса были ростом с обладателя пронзительного голоса; посадка экипажа была довольно низкой. Корпус его был темным и блестящим, окна — еще темнее. Между спицами колеса угодила чайка. Она истекала кровью и билась, но не могла высвободиться. Ее предсмертные крики были скорбным, но вполне уместным дополнением к какофонии воплей и шума двигателей.
Миляга схватил Хуззах за плечо и держал ее до тех пор, пока монстр на колесах не скрылся из виду, хотя ей и не угрожала никакая опасность. Она подняла на него глаза — на лице ее сияла широкая улыбка — и спросила:
— Кто это был?
— Я не знаю.
Женщина, стоявшая в дверях у них за спиной, объяснила:
— Это Кезуар, жена Автарха. В Скориа произведены аресты. Снова голодари.
Она сделала незаметный жест рукой, сначала проведя черту на уровне глаз, а потом поднеся пальцы ко рту и прижав костяшки мизинца и среднего к ноздрям, а безымянным оттопырив нижнюю губу. Все это было проделано со скоростью, говорившей о том, что она проделывает этот жест сотни раз на дню. Потом она пошла вниз по улице, держась поближе к домам.
— Афанасий ведь был голодарем? — сказал Миляга. — Надо пойти и посмотреть, что там происходит.
— Мы окажемся на виду, — сказал Пай.
— Будем стоять позади, — сказал Миляга. — Я хочу посмотреть, как действует враг.
Не оставив Паю времени на возражения, Миляга взял Хуззах за руку и повел ее за эскортом Кезуар. Идти по такому следу было нетрудно. Повсюду, где прошли войска, лица высовывались из окон и дверей, словно морские анемоны, вновь показывающиеся после того, как их задела своим брюхом акула, — осторожные, готовые спрятаться обратно при малейшем признаке опасности. Только пара малышей, еще не обученных науке страха, и троица чужаков находились на самой середине улицы, где свет кометы был ярче всего. Детей быстро призвали под относительную безопасность домашнего крова, а троица продолжила свой спуск с холма.
Вскоре показался океан. Между домами, которые были в этом районе более старыми, чем в Оке Ти-Нун или Карамессе, виднелась гавань. Воздух был чистым и свежим, и они пошли быстрее. Через некоторое время жилые дома уступили место портовым сооружениям: повсюду высились башни, краны и склады. Местность никак нельзя было назвать пустынной. Портовых рабочих было не так легко запугать, как обитателей верхнего Кеспарата, и многие из них оторвались от дела, чтобы выяснить причину суматохи. Они были наиболее однородной группой из всех, кого встречал здесь Миляга. Большинство были потомками браков этаков и людей — массивные и грубоватые, они, будучи в достаточном количестве, с легкостью разгромили бы батальон Кезуар. Когда они вступили в этот район, Миляга поднял Хуззах и посадил себе на плечи из опасения, что ее могут затоптать. Несколько докеров улыбнулись ей, а стоявшие рядом расступились, чтобы дать ей возможность оседлать Милягу. К тому времени, когда они вновь увидели войска, людская масса надежно скрыла их.
Небольшому контингенту солдат поручили удерживать зевак, и они честно пытались выполнить приказ. Но число их было слишком мало, и разбухающая толпа постепенно оттесняла кордон все ближе и ближе к месту военных действий — складу в тридцати ярдах вниз по улице, который был недавно взят штурмом. Стены его были щербатыми от пуль, а из окон нижнего этажа валил дым. Принимавшие участие в засаде солдаты, одетые, в отличие от щегольского эскорта Кезуар, в однотонную форму, которую Миляга уже видел в Л’Имби, в настоящий момент вытаскивали из здания трупы. Точнее, выбрасывали мертвецов из окон второго этажа (а за компанию и парочку тех, кто еще подавал признаки жизни) на быстро растущую внизу кровавую груду. Миляга вспомнил Беатрикс. Какой смысл в этих погребальных пирамидах? Что это — нечто вроде подписи Автарха?
— Тебе не надо на это смотреть, ангел, — сказал Миляга Хуззах и попытался снять ее с плеч. Но она держалась крепко, для надежности ухватив его обеими руками за волосы.
— Я хочу смотреть, — сказала она. — Я видела это вместе с папой уже много раз.
— Ладно, только постарайся, чтобы тебя не стошнило на мою голову, — предупредил Миляга.
— Глупости какие, — ответила она, до глубины души оскорбленная тем, что Миляга допускает подобную возможность.
Впереди разворачивались новые зверства. Из здания вытащили оставшегося в живых человека и швырнули на землю перед экипажем Кезуар, двери и окна которого по-прежнему были закрыты. Еще одна жертва, испуская яростные крики, пыталась защититься от штыковых уколов окруживших ее солдат. Но все замерло, когда на крыше склада появился человек в оборванных лохмотьях. Он широко развел руки, словно приветствуя свой мученический удел, и заговорил.
