Книга Имаджика. Пятый Доминион, страница 38. Автор книги Клайв Баркер

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Имаджика. Пятый Доминион»

Cтраница 38

— Позвони мне, если я чем-то смогу помочь, — предложила она.

— Спасибо, но я думаю, мы еще поиграем со смертью в кошки-мышки какое-то время.

— Я тоже могу участвовать.

— Лучше уж мы вдвоем, — сказал Клем. — Но я позвоню. — Он бросил взгляд на Тэйлора, который вновь уставился в пустоту. — Он решил продержаться до весны. «Еще одна весна», — повторяет он постоянно. До последнего времени ему было абсолютно наплевать на крокусы. — Клем улыбнулся. — Знаешь, какая удивительная штука приключилась? — сказал он. — Я снова влюбился в него по уши.

— Это здорово.

— И теперь, как раз в тот момент, когда я понял, что он для меня значит, я должен потерять его. Ты ведь не повторишь моей ошибки? — Он пристально посмотрел на нее. — Ты знаешь, кого я имею в виду.

Она кивнула.

— Хорошо. Ну, вези его домой.

2

На дорогах действительно никого не было, как он и предсказывал, и им потребовалась лишь четверть часа, чтобы добраться до мастерской. Разговор по дороге был полон пауз и несообразностей, словно ум Миляги опережал его язык или отставал от него. Но алкоголь здесь был ни при чем. Юдит много раз видела Милягу, когда он накачивался самыми разными видами алкоголя: иногда он начинал буйствовать, иногда становился похотливым, а иногда вдруг превращался в ханжу. Но никогда он не был таким, как сейчас: откинув голову назад и закрыв глаза, он разговаривал с ней, словно из глубокой ямы. То он благодарил ее за трогательную заботу о нем, а в следующую секунду уже беспокоился о том, чтобы она не приняла краску на его руках за дерьмо. «Это вовсе не дерьмо, — беспрестанно повторял он, — это жженая умбра, берлинская лазурь и желтый кадмий, но почему-то если смешивать краски вместе, то в конце концов они всегда начинают выглядеть так, будто это дерьмо». Этот монолог постепенно иссяк, но через одну-две минуты из образовавшейся паузы всплыла новая тема.

— Я не могу видеть его, понимаешь, когда он…

— Ты о ком говоришь? — спросила Юдит.

— О Тэйлоре. Я не могу видеть его, когда он так болен. Ты же знаешь, как я ненавижу болезни.

Она забыла. Эта ненависть приобрела у него едва ли не параноический характер. Возможно, причиной этого было то обстоятельство, что, несмотря на то что он уделял минимум забот своему организму, он не только никогда не болел, но далее и не старел. И было очевидно, что, когда возраст наконец даст о себе знать, последствия будут катастрофическими: излишества, безумства и годы поразят его одним жестоким ударом. А до того, как это случится, ему не хотелось никаких напоминаний о бренности человеческого тела.

— Тэйлор скоро умрет, так ведь? — спросил он.

— Клем думает, что это случится очень скоро.

Миляга тяжело вздохнул:

— Надо будет навестить его и побыть с ним какое-то время. Когда-то мы были хорошими друзьями.

— О вас даже ходили кое-какие слухи.

— Это он распространял их, не я.

— Но ведь это были только слухи или нет?

— А ты как думаешь?

— Я думаю, что ты пробовал все, к чему только представлялась возможность. Хотя бы один раз.

Он не в моем вкусе… — сказал Миляга, не открывая глаз.

— Ты должен увидеться с ним, — попросила она. — Ты должен посмотреть в лицо своему будущему, которое рано или поздно наступит. Это наша общая судьба.

— Только не моя. Клянусь, что, когда я стану превращаться в старую развалину, я убью себя. — Он сжал свои покрытые краской руки в кулаки и уперся костяшками в щеки. — Я не позволю этому произойти, — сказал он.

— Желаю успеха, — ответила она.

Остаток пути они проделали без единого слова.

От его молчания ей сделалось немного не по себе. Она вспоминала рассказ Тэйлора и опасалась, что у Миляги может вновь начаться припадок умопомешательства. И только когда она объявила, что они приехали, она поняла, что он уснул. Некоторое время она смотрела на него: на гладкий купол его лба и изящный изгиб губ. Сомнений не было: она по-прежнему без ума от него. Но к чему это может привести? К разочарованию и бессильной ярости. Несмотря на ободряющие слова Клема, она была почти уверена, что их отношения окончательно зашли в тупик.

Она разбудила его и спросила, нельзя ли ей воспользоваться туалетом, перед тем как она уедет. В ее мочевом пузыре скопилось изрядное количество пунша. Он заколебался, что весьма удивило ее. В ее душе зародилось подозрение, что он поселил у себя в мастерской какую-нибудь перелетную птичку, которую он собирался нафаршировать на Рождество и выкинуть на свалку после Нового года. Любопытство удвоило ее настойчивость. Конечно, отказать ей он не мог, и она потащилась за ним по лестнице, раздумывая о том, как будет выглядеть его новое приобретение. Но мастерская была пуста. Его единственной сожительницей оказалась картина, которая, очевидно, и послужила причиной его грязных рук. Похоже, он по-настоящему расстроился из-за того, что Юдит увидела ее, и поскорее спровадил гостью в ванную. Это обескуражило ее еще больше, чем если бы подтвердились первоначальные предположения и какая-то из его новых пассий действительно нежилась бы на потертой кушетке. Бедный Миляга. С каждым днем он ведет себя все страннее и страннее.

Она воспользовалась туалетом и, вернувшись в комнату, обнаружила, что картина накрыта грязной простыней, а Миляга ведет себя как-то суетливо, явно намереваясь поскорее выпроводить ее. Она не видела никаких причин принимать его игру и прямо спросила:

— Работаешь над чем-то новым?

— Да так, ерунда, — сказал он.

— Я хотела бы взглянуть.

— Картина еще не закончена.

— Ничего страшного, если это подделка, — сказала она, — Я прекрасно знаю, чем вы занимаетесь с Клейном.

— Это не подделка, — сказал он с такой яростью в голосе, какой она до сих пор за ним не замечала. — Это моя работа.

— Настоящий Захария? — изумилась она. — Тогда я просто обязана увидеть.

Прежде чем он успел остановить, она протянула руку к простыне и откинула ее. Войдя в мастерскую, она толком не разглядела картину, к тому же она находилась в некотором отдалении. С близкого расстояния было очевидно, что он работал над ней в состоянии крайнего исступления. В некоторых местах холст был пробит, словно он проткнул его шпателем или кистью, в других на полотно легли целые комки краски, которые он потом мял пальцами, чтобы подчинить их своей воле. И что же он стремился изобразить? Двух людей на фоне отвратительно грязного неба, белокожих, но испещренных яркими цветовыми пятнами.

— Кто они? — спросила она.

— Они? — переспросил он, словно удивленный такой интерпретацией его картины. Потом он пожал плечами. — Никто, — сказал он. — Так, экспериментирую. — Он снова закрыл картину простыней.

— Ты рисуешь это на заказ?

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация