— У меня нет никаких документов, — сказал Миляга.
— А у вас? — спросил он Пая, который в ответ только покачал головой.
— Шпионы, — прошипела Верховная Жрица.
— Да нет, мы просто… туристы, — сказал Миляга.
— Туристы? — переспросил Хаммеръок.
— Мы приехали, чтобы полюбоваться достопримечательностями Паташоки. — Он обернулся к Паю за поддержкой. — Я имею в виду…
— Гробницы Неистового Локи Лобба… — сказал Пай, очевидным образом пытаясь измыслить, какие еще прославленные чудеса есть у Паташоки в запасе, — и Мерроу Ти-Ти.
Это название пришлось Миляге по душе. Он нацепил на себя широкую улыбку энтузиазма. — Мерроу Ти-Ти! — сказал он. — Ну разумеется! Это зрелище дороже для меня, чем весь чай, который растет в Китае.
— В Китае? — спросил Хаммеръок.
— Разве я сказал в Китае?
— Сказали.
— Пятый Доминион, — пробормотала Верховная Жрица. — Шпионы из Пятого Доминиона.
— Я протестую против этого несправедливого обвинения, — сказал Пай-о-па.
— А я, — произнес голос за спиной у обвиненных, — присоединяюсь к этому протесту.
Пай и Миляга обернулись, чтобы встретиться лицом к лицу с потрепанным бородатым индивидуумом, одетым в нечто такое, что, обладая определенным великодушием, можно было бы назвать шутовским костюмом, хотя менее великодушный человек скорее всего назвал бы это лохмотьями. Человек стоял на одной ноге, соскребая палкой прилипшее к пятке дерьмо.
— Меня всегда тянет блевать, когда я сталкиваюсь с лицемерием, Хаммеръок, — сказал он, и лицо его превратилось в лабиринт коварных ловушек. — Вы так печетесь о том, чтобы на наших улицах не было нежелательных незнакомцев, и в то же время ничего не можете поделать с собачьим дерьмом.
— Это не твоего ума дело, Тик Ро, — сказал Хаммеръок.
— Вот тут ты не прав. Это мои друзья, а вы оскорбили их своими грязными подозрениями.
— Друзья, гвариш? — пробормотала Верховная Жрица.
— Да, мадам. Друзья. Кое-кто из нас еще чувствует разницу между простым разговором и обвинительным заключением. У меня есть друзья, с которыми я разговариваю и обмениваюсь мыслями. Мыслями — помните такое слово? Именно они и придают моей жизни смысл.
Хаммеръок не мог скрыть неудовольствия, которое вызвало у него подобное обращение с его госпожой, но кем бы ни был Тик Ро, он, очевидно, обладал достаточной властью, чтобы сделать дальнейшие возражения бессмысленными.
— Драгоценные мои, — сказал он, обращаясь к Миляге и Паю, — не направиться ли нам ко мне?
В качестве прощального жеста он высоко подбросил палку в направлении Хаммеръока. Она упала в грязь у того между ног.
— Займись уборкой, Лоитус, — сказал Тик Ро, — Мы же не хотим, чтобы Автарх поскользнулся на куче дерьма, правда?
После этого две группы последовали в разных направлениях. Тик Ро повел Пая и Милягу за собой вдоль по лабиринту.
— Мы хотим поблагодарить вас, — сказал Миляга.
— За что? — спросил Тик Ро, нацеливаясь дать пинок козлу, который преградил им дорогу.
— За то, что вы спасли нас от беды, — ответил Миляга. — Теперь мы пойдем своим путем.
— Но вы должны пойти со мной, — сказал Тик Ро.
— В этом нет необходимости.
— Нет необходимости? Насколько я понимаю, такая необходимость есть, и самая насущная, — сказал он, обращаясь к Паю. — Так есть необходимость или нет?
— Безусловно, ваше знание местной жизни окажет нам большую пользу, — сказал Пай. — Оба мы чувствуем себя здесь чужаками. — Мистиф говорил в странной высокопарной манере, словно ему хотелось сказать больше, но он не мог себе этого позволить. — Нас необходимо перевоспитать.
— Да ну? — сказал Тик Ро. — Ты это серьезно?
— Кто такой этот Автарх? — сказал Миляга.
— Из Изорддеррекса он управляет Примиренными Доминионами. Он — верховная власть во всей Имаджике.
— И он приезжает сюда?
— Так утверждают слухи. Он теряет контроль над Четвертым Доминионом и знает об этом. Так что он решил посетить нас лично. Это обставлено как официальный визит в Паташоку, но именно там и зреют семена недовольства.
— А вы уверены в том, что он приедет? — спросил Пай.
— Если он не приедет, то вся Имаджика будет знать, что он боится высунуть свою рожу. Правда, это ведь всегда было для него способом произвести впечатление. Все эти годы он правил Доминионами, но ни один из его подданных не знал, как он выглядит. Но теперь чары поизносились. Если он хочет избежать революции, ему придется доказать свою богоизбранность.
— А тебя не обвинят в том, что ты сказал Хаммеръоку, будто мы твои друзья? — спросил Миляга.
— Возможно, но мне предъявляли и более серьезные обвинения. Кроме того, это почти правда. Любой незнакомец здесь является моим другом. — Он бросил взгляд на Пая. — И даже мистиф, — сказал он. — В людях, которые копошатся в этой навозной куче, нет никакой поэзии. Я знаю, что мне надо бы относиться к ним с большим сочувствием. Большинство из них — беженцы. Они потеряли свои земли, дома, соотечественников. Но они так озабочены мелкими горестями, что не видят более широкой перспективы.
— И что же это за перспектива? — спросил Миляга.
— Я думаю, лучше обсудить это за закрытыми дверьми, — сказал Тик Ро и не произнес больше ни слова на эту тему до тех пор, пока они не оказались в его хижине.
Обстановка хижины была спартанской до крайности. Постеленные на доске одеяла служили кроватью, другая доска служила столом, несколько траченных молью подушек выполняли роль сидений.
— Вот до чего меня довели, — сказал Тик Ро Паю, словно мистиф понимал, а возможно, и разделял владевшее им чувство унижения. — Если бы я уехал отсюда, все было бы иначе. Но, разумеется, я не могу этого сделать.
— Почему? — спросил Миляга.
Тик Ро недоуменно посмотрел на него, потом бросил взгляд на Пая и вновь вернулся к нему.
— Я думал, это не нуждается в пояснениях, — сказал он. — Сижу в засаде. И буду здесь до тех пор, пока не наступят лучшие дни.
— А когда они наступят? — осведомился Миляга.
— Когда рак на горе свистнет, — ответил Тик Ро, и в голосе его зазвучала определенная горечь. — Даже если это произойдет завтра, все равно это покажется для меня целой вечностью. Эта собачья жизнь не для такого великого заклинателя, как я. Вы только поглядите! — Он обвел глазами комнату. — И позвольте заметить, что это еще верх роскоши по сравнению с лачугами, которые я мог бы вам показать. Люди живут в своем собственном дерьме и роются в нем, в поисках чего бы пожрать. И все это под боком одного из богатейших городов Доминионов. Это гнусность. У меня-то по крайней мере хоть в животе ветер не гуляет. Да и уважают меня. Они знают, что я могу вызывать духов, и держатся от меня подальше. Даже Хаммеръок. Он ненавидит меня от всего сердца, но никогда не осмелится натравить на меня нуллианака, потому что, если ему не удастся меня убить, я сумею отомстить. И сделаю это с превеликой радостью. Жалкий надутый пидор.
