Он прислонился к изрисованной стене и зевнул. Как скучно! Если бы, когда они впервые прибыли в Ванаэф, Пай предположил, что через несколько недель чудеса Примиренных Доминионов наскучат ему, он бы расхохотался. Зелено-золотое небо над головой и сверкающие вдали шпили Паташоки обещали неисчерпаемое разнообразие приключений. Но уже к тому времени, когда они достигли Беатрикса (теплые воспоминания о котором не до конца были стерты в памяти картинами его разрушения), он путешествовал как обычный турист в иноземных краях, готовый к неожиданным открытиям, но убежденный в том, что природа мыслящих любопытных двуногих одинакова под любыми небесами. Конечно, за последние несколько дней они много повидали, но ему не встретилось ничего такого, чего он не мог бы вообразить, оставшись дома и прилично напившись.
Конечно, их глазам открывались великолепные зрелища. Но были и долгие часы неудобств, скуки и пошлости. Так, например, по дороге в Май-Ke их уговаривали задержаться в какой-то безымянной деревушке, для того чтобы посмотреть на местное празднество — ежегодное утопление осла. Происхождение этого ритуала, как им было сообщено, окутано глубочайшей тайной и скрывается в далекой древности. Они отказались (Миляга не преминул заметить, что это знаменует низшую точку упадка в их путешествии) и отправились в путь в задней части автофургона, водитель которого проинформировал их о том, что этот экипаж служил шести поколениям его семьи для перевозки навоза. Потом он пустился в долгие объяснения по поводу жизненного цикла древнего врага их семьи — зверя под названием пенсану, который одним лишь катышком своего дерьма мог испортить целый фургон навоза и сделать его несъедобным. Они не стали выспрашивать у него, кто именно обедает в этом регионе подобным образом, но еще много дней тщательно изучали содержимое своих тарелок.
Сидя в зале ожидания и катая ногой шарики овечьего дерьма, Миляга мысленно обратился к одной из высших точек их путешествия по Третьему Доминиону. Это был их визит в город Эффатон, который Миляга тут же окрестил Аттабоем
[6]
. Он был не таким уж большим — размером примерно с Амстердам, и не уступал ему очарованием, — но это был рай для азартных игроков, и он притягивал души, поклонявшиеся его величеству Случаю, со всех концов Доминиона. Если вам закрыли кредит в казино или на арене для петушиных боев, то вы всегда могли отыскать какого-нибудь отчаявшегося беднягу, который готов был поспорить с вами о том, какого цвета окажется у вас моча. Работая на пару с эффективностью, которую, без сомнения, можно было объяснить только телепатическим контактом, Миляга и мистиф заработали себе небольшое состояние — как минимум в восьми валютах, — вполне достаточное, чтобы обеспечить им одежду, еду и билеты на поезд до самого Изорддеррекса. Но не из личных побуждений Миляга чуть было не поддался искушению остаться в Эффатоне, а из-за местного деликатеса — пирожного из тонкого теста с начинкой из размоченных в меду семян гибрида персика и граната, которое он ел перед игрой, чтобы набраться сил, потом во время игры, чтобы успокоить нервы, и после игры, чтобы отпраздновать победу. И лишь когда Пай убедил его, что такие пирожные продаются повсюду (а даже если и нет, у них теперь достаточно средств, чтобы нанять личного кондитера), Миляга согласился покинуть этот город. Впереди их ожидал Л’Имби.
— Мы должны ехать, — сказал мистиф. — Скопик будет ждать нас…
— Ты это говоришь так, словно он знает, что мы приедем.
— Я всегда желанный гость, — сказал Пай.
— Когда ты в последний раз был в Л’Имби?
— По крайней мере… около двухсот тридцати лет назад.
— Он, наверное, уже давно умер.
— Только не Скопик, — сказал Пай. — Очень важно, чтобы ты увиделся с ним, Миляга. Особенно сейчас, когда перемены носятся в воздухе.
— Раз ты хочешь, мы так и сделаем, — ответил Миляга. — Сколько нам ехать до Л’Имби?
— День, если сядем на поезд.
Именно тогда Миляга впервые услышал о железной дороге, которая соединяла города Яхмандхас и Л’Имби: город печей и город храмов.
— Тебе понравится Л’Имби, — сказал Пай, — Это место создано для размышлений.
Отдохнув и пополнив денежные запасы, они выехали из Аттабоя на следующее утро. Сначала они путешествовали в течение дня вдоль реки Фефер, потом, через Хаппи и Оммотаджив, они попали в провинцию под названием Чед Ло Чед, потом в Город Цветов (в котором никаких цветов не оказалось) и, наконец, в Май-Ke, зажатый в тиски между нищетой и пуританством.
С платформы до Миляги донесся голос Пая:
— Хорошо.
Он с трудом оторвался от прохладной стены и снова шагнул в удушливую жару.
— Поезд? — спросил он.
— Нет. Расчеты. Я закончил их. — Мистиф созерцал нацарапанные знаки. — Конечно, все это приблизительно, но я полагаю, что ошибка не может быть больше одного или двух дней. Максимум трех.
— Ну так какое сейчас число?
— Попробуй угадать.
— Март… десятое.
— Мимо, — сказал Пай. — По моим расчетам, сейчас семнадцатое мая.
— Невозможно.
— Но это так.
— Весна уже почти кончилась.
— Ты хочешь, чтобы мы снова оказались там? — спросил Пай.
Миляга задумался над этим вопросом и наконец ответил: Да не то чтобы очень. Просто мне хочется, чтобы поезда ходили по расписанию.
Он подошел к краю платформы и устремил взгляд на уходящий вдаль путь.
Никаких признаков, — сказал Пай. — Мы бы быстрее добрались на доки.
— Ты опять…
— Что «опять»?
— Опять произносишь то, что уже готово сорваться у меня с языка. Ты что, читаешь мои мысли?
— Нет, — сказал Пай, стирая ногой свои записи.
— Так как же тогда мы смогли выиграть такую кучу денег в Аттабое?
— Просто ты все схватываешь на лету, — ответил Пай.
— Только не говори, что все произошло само собой, — сказал Миляга. — Я за всю жизнь не выиграл ни гроша, и тут вдруг, когда со мной был ты, я не упустил ни единого выигрыша. Это не может быть случайностью. Скажи правду.
— Это и есть правда. Ты все схватываешь на лету. Тебя не надо учить. Может быть, только напоминать иногда… — Пай слегка улыбнулся.
— Да, и еще одно… — сказал Миляга, пытаясь поймать одного из особенно назойливых зарзи. К немалому удивлению, это ему удалось. Он раздавил тельце, и оттуда показалась синяя кашица внутренностей, но насекомое продолжало жить. В отвращении Миляга резким движением стряхнул его на платформу. Зрелище останков его не привлекло. Он вырвал клок чахлой травы, пробивавшейся между плитами, которыми была выложена платформа, и принялся отчищать ладонь.
— О чем мы говорили? — спросил он. Пай не ответил, — Ах да… о том, что я забыл. — Он внимательно изучил чистую руку. — Пневма, — сказал он. — С чего бы мне было забывать о том, что я обладаю такой силой, как пневма?
