– У меня нет маразма, я хорошо помню, что положила его сюда, а впрочем, – она запнулась и села на кровать, – возможно, я оставила его дома. Но это неважно. Я и так помню содержание. За дословность не ручаюсь, половина слов стерта, но смысл такой. Знаешь, возьми ручку, я продиктую, а ты запиши. – Она достала блокнот и ручку, я села за стол и приготовилась писать.
– Пиши, «Милый друг мой, Лизочка! События, происходящие в Астрахани, требуют моего незамедлительного там присутствия. Эльза Францевна», – видимо, экономка, – «гостит у сестры в», – дальше стерто, – «губернии. Раньше Рождества она не вернется», – опять стерто и в конце, – «забрать с собой не могу. Пусть его хранят наши голубки», – потом не помню, и последнее, – «люблю тебя, Коленьку и Леночку». – Леночка – это моя мать.
Ольга Андреевна умолкла, и я с ужасом увидела, как по ее щеке катится слеза. Только не это. Я тут же захлюпала носом. Бабушка погладила меня по щеке.
– Ну, что ты, глупенькая, не надо не плачь, это мне что-то взгрустнулось.
– А вы подумайте об этом позитивно. Моя мамуля научила меня в любом дерьме находить что-нибудь хорошее.
– В таком случае, научи меня тоже.
– Так, – я откашлялась. – Это хорошо, что мы купили именно этот особняк, вернее, флигель, – бабушка кивнула, я приободрилась и продолжала, – это хорошо, что мы полезли на чердак, правда, я заработала там шишку, но это ерунда. Мы нашли старую мебель, и я пригласила реставратора. Это хорошо, что вы обнаружили письмо своих родных, – я стала соображать. – Господи! Бабушка! Так все оказывается хорошо! А чего же мы плачем? – Мы посмотрели друг на друга и прыснули.
– Лана, – сразу посерьезнев, сказала бабушка, – я не все тебе рассказала, эту историю много раз повторяла моя мама. Действительно ее мать, моя бабка, Елизавета Гавриловна, уезжала вместе с детьми в Петербург, оставив мужа в Москве. Тот срочно выехал по делам в Астрахань, в доме оставалось несколько слуг. Злодеи, воспользовались отсутствием хозяев и, убив слуг, разграбили особняк. Когда Елизавета Гавриловна вернулась домой, там были хаос и запустение, ни денег, ни драгоценностей, ни серебра. Maman рассказывала, что отец после этого был не в себе. Он все время твердил о ценностях, которые, якобы, спрятал и искал их. Но ему не верили, думали, что повредился рассудком.
– Это грустная история, давайте не будем о грустном, – посоветовала я.
– Не потому, что грустная, я вспомнила о ней. Ну-ка, прочти еще раз письмо.
– «Милый друг мой, Лизочка! – начала я, но бабушка перебила.
– Не там. Дай-ка мне, – и, забрав у меня листок, пробежала глазами. «Надо же, ей столько лет, а она без очков. Интересно, если мне будет столько же лет, я буду носить очки? Нет, все-таки они мне не пойдут».
– Лана! Ты слушаешь меня?
– А? Конечно, – я попыталась сконцентрироваться.
– Вот. «Забрать с собой не могу. Пусть его хранят наши голубки». – Она как-то хитро прищурилась. – Что скажешь?
– Какие-то голубки что-то хранят.
– Умница, – похвалила Ольга Андреевна.
– Да? – удивилась я своей проницательности. Что же я умного выдала? В это время постучали в дверь.
– Да! – С досадой воскликнула бабушка, сожалея, что нас прервали. А я все пыталась сообразить, что упустила и почему я умница. Вошел Саша, и все мои мысли враз улетучились. Я напряглась и изобразила загадочную улыбку Моны Лизы. Увидев меня, мой муж слегка замешкался.
– Сашенька! – обрадовалась бабушка. – Я не ждала тебя та рано. О! И пирожные мои любимые принес. Я попрошу приготовить чай. – И, не слушая возражений, быстро вышла. Я продолжала молчать и загадочно улыбаться. Саша суетился у стола. Он и правда, осунулся, похудел, что ли. Но цвет лица совершенно нормальный никакой желтизны. Все наврала Наташка, наверное, специально, чтобы я его пожалела. Вот еще! Но, заметив, как дрожат у него руки, никак не может развязать тесемку на коробке, я поняла, что прощу его гораздо раньше, чем хотела. Наконец он справился с тесьмой, открыл коробку и, не найдя ничего на столе, что еще можно переставить, сел напротив.
– Как дела? – Тихо спросил он.
– Все хорошо, – все с той же загадочной улыбкой ответила я. Скулы немного свело, но гимнастика для лица отличная.
– Я очень виноват, не знаю, что на меня нашло. Я раскаялся буквально через минуту.
– А если бы я не вошла, то через сколько? Час или два?
– Не иронизируй, пожалуйста, мне и так паршиво. – Он встал, подошел сзади, обнял меня, уткнувшись в волосы, и прошептал – Не могу так больше. Я люблю тебя, ты моя родная девочка, – он все шептал, а я закрыла глаза и умирала от желания прижаться к нему, поцеловать и сказать, что все простила, что хочу домой, к нему. Стоп! Никакого прощения. Надо разозлиться. Нет, не получается. Ладно, поулыбаюсь пока.
– Ты что, издеваешься? – Я удивленно вытаращила глаза.
– Что это за наглая ухмылка?
Это он про мою загадочную улыбку? Ничего себе. Я тут полчаса изображала Мону Лизу, рискуя онемением лицевых мышц, а он заявляет – наглая ухмылка. Вот и хорошо, вот я и разозлилась. Теперь можно расслабиться.
– Как вы тут? – Бабушка взглянула на понурого Сашу, потом на мою недовольную физиономию и стала наливать чай.
– Ну, что ж. Tout vient a paint a celui qui sait attendre. (Все приходит вовремя для тех, кто умеет ждать). Саша пожал плечами и стал пить чай.
– Mon chere, – обратилась ко мне. – Как дела в клубе? – Мой муж громко фыркнул.
– О! – воодушевилась я. – У нас новый проект. Мужской стриптиз! – Саша поперхнулся. Я от души постучала его по спине.
– Какой стриптиз? – Заорал он, когда прокашлялся.
– Мужской! – Отрезала я.
– Как-то шокирует, – смешалась бабушка, но тут же добавила – Capital! Превосходно! Всю жизнь мечтала на это посмотреть. – Саша в изумлении уставился на нее, а она невозмутимо продолжала – Когда будет представление?
– Если успеем к 1 Мая.
– Бабушка! Ты что, серьезно? – Саша вскочил и стал нервно расхаживать по палате.
– Что такое?
– Ты серьезно собираешься смотреть эту гадость?
– Мне помнится, mon ami, ты с удовольствием смотрел женский стриптиз в одной из своих поездок по Европе. Или я ошибаюсь?
– Согласись, это не одно и то же.
Зазвонил мой мобильный.
– Светлана! Приезжайте скорее. Тут таджики что-то напутали, Наум стал так орать, что они перепугались и вообще прекратили работать.
– А Наташа?
– Наташа уехала куда-то, Ларисы тоже нет.
– Спасибо, Руслан, я сейчас выезжаю.
– Кто это Руслан? – С подозрением спросил Саша.
– Наш бармен, – я наклонилась к бабушке, поцеловала, а она отдала мне письмо и заговорщицки прошептала – Вы там с девочками по соображайте. Хорошо? – Саша поднялся.
