– Что? – воскликнул Камье.
– Марципан! – воскликнул Мерсье.
Камье бегом вернулся под арку.
– Ты хочешь, чтобы я попал под машину! – сказал он. – Что тебе надо?
– Марципан, – сказал Мерсье.
– Марципан, марципан, – сказал Камье. – А что это такое – марципан?
Мерсье объяснил.
– И с кремом, – сказал Камье.
– Разумеется, с кремом! – воскликнул Мерсье. – Ну давай, живо.
Камье не двинулся с места.
– Чего ты ждешь? – сказал Мерсье.
– Я советовался сам с собой, – сказал Камье. – Я говорил себе: Камье, разозлиться нам на него или не стоит?
– Советуйся с собой в другом месте, – сказал Мерсье.
– Кто угодно на моем месте разозлился бы, – сказал Камье. – А я, по зрелом размышлении, не стал. Потому что подумал: время нелегкое, а Мерсье не в форме. – Он подошел ближе к Мерсье, тот попятился. – Я хотел только тебя обнять, – сказал Камье. – Обниму в другой раз, когда тебе будет лучше, если только не забуду. – Он вышел под дождь и исчез.
Оставшись один, Мерсье стал расхаживать взад и вперед под аркой и погрузился в горькие размышления. С позавчерашнего вечера это была их первая разлука. Подняв глаза, словно для того, чтобы отогнать нестерпимую картину, он увидел двух детей, мальчика и девочку, смотревших на него. Они были в совершенно одинаковых черных непромокаемых накидках с капюшоном, на спине у мальчика – небольшой ранец. Дети держались за руки.
– Папа, – почти хором сказали они.
– Здравствуйте, детки, – сказал Мерсье, – живо марш отсюда.
Но они и не думали уходить. Сцепленные вместе руки раскачивались туда-сюда, как качели. Наконец девочка вырвала руку и подошла к тому, кого они обозвали папой. Она потянулась к нему, словно прося, чтобы ее поцеловали или по крайней мере приласкали. Мальчик, явно волнуясь, двинулся следом. Мерсье поднял ногу и гневно топнул по мостовой. «Убирайтесь!» – воскликнул он. Дети попятились до тротуара и там опять замерли. «Пошли вон!» – взревел Мерсье. Он яростно рванулся в их сторону, и дети смылись. Мерсье вышел под дождь и стал смотреть, как они бегут прочь. Но скоро они остановились и оглянулись. То, что они увидели, вероятно, произвело на них сильное впечатление, потому что они понеслись дальше и юркнули за первый же угол. Незадачливый Мерсье несколько минут с остервенением следил, в самом ли деле угроза миновала, а потом, весь промокший, вернулся под арку и возобновил свои размышления если и не с того самого места, на котором они прервались, то с близкого к нему. У размышлений Мерсье была та особенность, что они неизменно выливались в одну и ту же бурю и выносили его на один и тот же риф, с какого места их ни начинай. Может быть, это были не столько размышления, сколько бурные и зловещие грезы, в которых прошлое самым неприятным образом сливалось с будущим, а настоящее исполняло неблагодарную роль вечного утопленника. Что поделаешь.
– Ну вот, – сказал Камье, – надеюсь, ты не начал беспокоиться.
Мерсье развернул бумагу и выложил пирожное на ладонь. Придвинул к нему нос, глаза, низко наклонился. Не выпрямляясь, искоса метнул на Камье исполненный недоверия взгляд.
– Это ромовая баба, – сказал Камье. – Все, что я смог найти.
Мерсье, по-прежнему согнувшись в три погибели, подошел к выходу на улицу, где было светлее, и еще раз рассмотрел пирожное.
– В нем полным-полно рома, – сказал Камье.
Мерсье медленно сжал кулак, и пирожное брызнуло у него между пальцами. Его выпученные глаза наполнились слезами. Камье подошел ближе, чтобы лучше видеть. Все новые и новые слезы, набегая, текли по щекам и прятались в бороде. Лицо оставалось спокойным. Глаза, набухшие влагой и, вероятно, незрячие, казалось, пристально следили за чем-то, перемещавшимся по земле.
– Если бы ты не злился, – сказал Камье, – ты бы мог просто отдать его собаке или ребенку.
– Я плачу, – сказал Мерсье, – не мешай.
Когда Мерсье доплакал, Камье сказал:
– Возьми наш платок.
– Бывают дни, – сказал Мерсье, – когда мы то и дело рождаемся. В такие дни повсюду полным-полно маленьких вонючих Мерсье. Это потрясающе. Никогда не сдохну.
– Хватит – сказал Камье. – Что ты скорчился закорюкой. Словно тебе девяносто лет.
– Это был бы мне прекрасный подарок, – сказал Мерсье. Он вытер руку о штаны. – Кажется, я сейчас стану на четвереньки, – сказал он.
– Я пошел, – сказал Камье.
– Ты меня покидаешь, – сказал Мерсье. – Так я и знал.
– Ты же меня знаешь, – сказал Камье.
– Нет, – сказал Мерсье, – но я надеялся на твое доброе отношение, надеялся, что ты поможешь мне избыть мою боль.
– Я могу тебе помочь, но не могу воскресить, – сказал Камье.
– Возьми меня за руку, – сказал Мерсье, – и уведи далеко отсюда. Я буду послушно трусить рядышком, как щенок или малое дитя. И в один прекрасный день…
Воздух разорвал кошмарный визг тормозов, сопровождавшийся ревом и гулким стуком. Мерсье и Камье бросились (после недолгого колебания) наружу и увидели, прежде чем набежала толпа, что на земле чуть заметно колышется довольно-таки пожилая толстуха. Одежда ее пришла в такой беспорядок, что виднелось застиранное исподнее, невероятно толстое и пышное. Из одной или нескольких ран у толстухи текла кровь, и ручеек этой крови уже достиг водосточной канавки.
– Ага, – сказал Мерсье, – вот то, что мне было нужно. Я совершенно воспрянул. – И в самом деле, он преобразился.
– Пусть это послужит нам уроком, – сказал Камье.
– В каком смысле? – сказал Мерсье.
– Что никогда не стоит падать духом, – сказал Камье. – Будем верить в жизнь.
– В добрый час, – сказал Мерсье. – Я боялся, что не так тебя понял.
По дороге навстречу им попалась машина «скорой помощи», которая неслась по направлению к тому месту, где разыгралась сцена несчастного случая.
– Что? – сказал Камье.
– Стыд и срам, – сказал Мерсье.
– Не понял, – сказал Камье.
– Восемь цилиндров, – сказал Мерсье.
– Ну и что? – сказал Камье.
– А они толкуют о нехватке горючего, – сказал Мерсье.
– Может, жертв несколько, – сказал Камье.
Сеял мелкий дождик, словно из лейки с очень мелкими дырочками. Мерсье шагал, запрокинув голову. Время от времени свободной рукой он тер себе лицо. Он уже давно не мылся.
III
Краткое изложение двух предыдущих глав
I
Отбытие.
Трудная встреча Мерсье и Камье.
Сквер Сент-Рута.
