Другой вопрос, что это потенция, а не данность и все положительные характеристики новой группы трагически уравновешены отрицательными. Оборотной стороной гражданственной самодеятельности является дилетантизм, который бессилен против профессиональных политиков, причем с обеих сторон политической баррикады. И реакционная власть, и революционная оппозиция легко обыгрывают эту группу, и, если созреют условия для политической революции или для тоталитарной реакции, эта группа легко будет сметена с исторической сцены. Оборотной стороной искренности является наивность; эту группу легко направить по ложному следу, что и случилось с Pussy Riot. Появится свежий острый сюжет – и старый перестанет кого-либо интересовать.
И тем не менее. Положительное как минимум сопоставимо с отрицательным. Шансы сопоставимы с рисками. И всем нам наконец-то нужно научиться действовать, не ссылаясь на внешние неблагоприятные обстоятельства и без каких бы то ни было гарантий успеха. Да, новое движение может проиграть, но ведь может и выиграть. Если правда, что на всех нас, и в России, и в окружающем мире, надвигаются драматические испытания, то опыт гражданской самоорганизации и нового морализма не сможет нас от них защитить.
Но эти испытания рано или поздно закончатся, и нам придется предъявить альтернативу прошлому. Начать строить заново и страну, и мир, и себя. Не на основе государственного патернализма или революционного коллективизма, а на основе личной ответственности и общественной солидарности. Предъявим – значит, все, что кажется сегодня бесполезным, вдруг приобретет вполне практический смысл. Не предъявим – уподобимся герою евангельской притчи, который закопал талант, потому что не имел гарантий прибыли.
Мы помним, чтó хозяин ответил на самооправдание раба.
Хочется в конце жизни и в конце истории услышать что-нибудь другое.
2014. После иллюзий
1. Опричнина вместо элиты
[25]Начиналось все, конечно, несерьезно. Как положено в таких делах. С карамазовской игры словами.
В первой половине нулевых богатые друзья публициста Леонтьева открыли под его имя московский ресторан. Под светлым добрым именем «Опричник». А гости вроде будущих руководителей донбасского восстания Гиркина/Стрелкова и Бородая в этот ресторан наведывались. Чуть позже в администрации президента и правительстве был распространен «Проект Россия»: книга без имени автора и без указания издательства; метафора опричнины как современной политической модели тут проходила фоном, без детализации. Зато в полуромане бизнесмена Михаила Юрьева «Третья империя», о России образца 2054 года, поглотившей Европу, опричный мир был описан детально, с восторгом. (Кстати, Юрьева называют как среди тайных владельцев ресторана, так и среди заказчиков, они же исполнители «Проекта». ) Книга была написана в ответ на «День опричника» Сорокина – окончательно конвертировала беспечное слововерчение в политическую антиутопию.
До поры до времени все оставалось в аккуратных рамках; вы нам словесную угрозу, мы вам пламенное предупреждение. Никому же в голову не приходило, что в десятые годы XXI века можно будет поиграть в эпоху Грозного всерьез? Как в начале 80-х годов века 20-го, слушая громокипящие лекции Льва Николаевича Гумилева в Институте психологии о пассионарности, Великой Степи и особых задачах Руси или читая робкие прогумилевские статьи философа Юрия Бородая, невозможно было и подумать о реальных исторических последствиях. О том, что из семейства младогумилевца Бородая выйдет твердокаменный борец за воплощение утопии, а в игрушечном обществе мужчинок-реконструкторов сформируется бесстрашный Гиркин. Который, прочитав роман «Доктор Живаго», повторит путь Патули Антипова. И как тот переименовался в Стрельникова, так этот станет Стрелковым. Тем более нельзя было предвидеть казус Приднестровья, который даст молодым интеллигентам, игравшим в литературные утопии, шанс обучиться военному делу, стать истинными партизанами. И опыт года 93-го, объединивший их надолго, если не навсегда. И Сербия с боснийскими чистками и американскими бомбардировками, которая довершит процесс воспитания.
Началось с литературщины, закончилось реальными боями.
Так случилось и с темой опричнины. Примерно года с 2003-го (уж не знаю, по плану или нутряно, стихийно) политическая жизнь России стала строиться по некоей псевдоисторической модели; назовем ее «хороший Николай». То есть царственным ориентиром был Николай Павлович – после подавления Сенатской площади, но до наступления мрачного семилетия. Так, чтобы все было строго, во фрунт, но победительно и без чрезмерного давления в системе. С оттяжечкой. Правда, в 2008-м создатели этой модели вынужденно взяли паузу; тут же, разумеется, пошли разговоры про царя Ивана Грозного и назначенного им Симеона Бекбулатовича. Но сравнение с эпохой Грозного так и не получило массового распространения; как создатели «Опричника» ничего не имели в виду, кроме бизнеса и шуток юмора для ради смеху, так и либеральное злословие ограничивалось сатирической задачей. Высмеяли ситуацию, припечатали Дмитрия Анатольевича, дальше пошли.
Через четыре года прежний царь вернулся, а с ним возвратился николаевский флер; Поклонная гора и Манежная площадь – это вам не Александровская слобода. Правда, замечалось в политическом поведении старого нового лидера нечто непривычное, не связанное с образом «хорошего Николая». Он все реже опирался на системное начальство, на аппаратную структуру, на послушное партийное большинство, даже на товарищей из кооператива «Озеро». И все чаще демонстрировал, что никакой элиты нет вообще. Есть только лидер – и его народ. Олицетворяемый Народным фронтом, а не «Единой Россией», которую оставили в нагрузку младшему партнеру. Провода были вырваны из приборной доски и закорочены напрямую. Я и он. Без посредников. Иногда демонстрация прямого контакта принимала комические формы; вспомним про Уралвагонзавод и про «ребят» и «мужиков», делегированных из цехов в полпреды. Но это был эксцесс, чересчур символический жест. А в целом новая модель не отрицала старой, она ее спокойно, незаметно вытесняла. Элемент за элементом, блок за блоком. Не спеша.
Первым, кто ощутил предвестье структурных перемен, кто испытал их на собственной шкуре, были люди в погонах. Года два с половиной назад чекистам запретили выезд за границу – за исключением служебных командировок. Ближайшей причиной называли неудачную вербовку одного из зампредов ФСБ. Но, видимо, это был только лишь повод. Примерно через полгода была дана негласная команда чиновникам высшего ранга забирать счета из-за границы и возвращать в родные банки. Потом последовал запрет на покупку домиков у моря – для депутатов, министров и прочих. Зазвучала формула «национализация элит». И многие сочли, что это первый шаг к закрытию границ. А уж когда случилась крымская история и начались ритуальные санкции, заговорили о давно продуманном и лишь теперь осуществленном плане. Тем более что и закон об иностранных агентах, и «закон Димы Яковлева», и новые правила регистрации второго гражданства и вида на жительство, и даже милостивая высылка Ходорковского – ложатся в политическую матрицу полузакрытия.
