Подполковник улыбнулся и притормозил авто у небольшого блокпоста между холмов, по которым шла дорога в Толстой-Юрт.
— Максим, ты же наблюдательный парень?
— Ну, вроде как…
— Вот и сейчас твоя главная забота — наблюдать и анализировать. Я, конечно, тебе что-то поясню… Держи этот блокнотик.
Екимов вынул из разгрузки блокнот в толстом переплете и отдал Максиму.
— Мне он уже не нужен, я все это держу в голове.
Михайленко открыл блокнот и в растерянности посмотрел на Екимова.
— Тут все просто, — улыбнулся подполковник. — Всего три раздела с закладками: «Г», «С», «Т». Мне так удобно было запоминать. Открывай «Г». «Г» — значит «гусь». То есть люди, занимающие руководящие роли в администрациях городов и поселков, духовенстве. На них есть компромат, в случае обнародования которого у них появятся проблемы, как в МВД, так и среди боевиков. Так что они с нами сотрудничают за страх. У каждого есть свой позывной.
На первой строке Максим прочел: «Алханкала. 5-й два. Панцырь. 65. От Хасанова Алика. 367. Гор. адм.».
— То есть, — продолжил Екимов. — Алханкала — место их жительства. Пять — это пятая улица — со стороны России. Тут смотри карту. Два — дом. «Панцирь» — позывной в личном деле конфидента. Шестьдесят пять — год рождения. «От Хасанова Алика» — пароль, средство связи с контактом. Триста шестьдесят семь — это номер в папке моего сейфа, под которым хранится компромат на агента. «Гор. адм.» — городская администрация — то есть место, где его можно найти. У Маги, например, стоит «сев. каф.» — кафетерий Северного. «Рын. сев» — рынок Северного, и так далее. Понял?
— Теперь да, — кивнул Максим.
— По такой же схеме и другие литеры. «С» — значит «свинья». То есть те, кто сотрудничает и с нами, и с бандитами. То есть двойные агенты. Иными словами, это люди, от которых ты можешь услышать неправду, нужную боевикам, и рассказать неправду, нужную нам, которую надо передать масхадовцам.
— Дезинформация?
— Именно. Но, чтоб было какое-то доверие, в дезинформацию надо вставлять долю правды. То же делают и они… Но с ними лучше всего работает Андросов. Литера «Т» — значит «товарищ». То есть идейно работающие с нами. Как правило, это люди, пострадавшие от боевиков и масхадовского режима, люди, которые задолго до начала первой чеченской работали с нами, в общем, самые надежные и стоящие у нас на постоянном финансовом обеспечении. Вот женщина на рынке, Марьям, и Мага — под литерой «Т».
— А нельзя базу общую сделать, занести все в компьютер, чтоб все могли пользоваться?
— Ну, в региональных, территориальных ФСБ так и есть. Но мы-то департамент контрразведки ВОГ, понимаешь?
— Нет, если честно.
— Мы занимаемся лишь делами, связанными с войсками, и по внутреннему наставлению любую другую инфу должны запрашивать, согласовывая каждый шаг с начальством. Согласование — процесс долгий… И конфидентов из местного населения, если их информация не относится к группировке, мы не должны привлекать — опять же это задача территориалов. А я вот напрямую по-приятельски общаюсь с территориальными и региональными отделами и ФСБ, и МВД. Веду сам базу.
— А зачем тогда лезть не в свою кухню?
— Да затем, что в Москве думают, что тут все работает как часы. И обмен информацией, и координация действий… К слову, человек, к которому мы едем, у нас под литерой «Г». Он мула.
Екимов протянул мусульманскую шапку Максиму и надел такую же сам.
— Но я не похож на чеченца.
— И? Может, ты татарин! Ты думаешь, в мечети ходят лишь чеченцы? У нас треть страны магометане.
Мотор снова зашумел, и машина отправилась дальше в сторону Толстой-Юрта.
— Да, — не глядя на Максима, кинул Екимов, — рядом с блокнотом держи всегда гранату. В патовой ситуации, когда можешь попасть в плен, дергай чеку и забывай обо всем. Этот блокнот дороже твоей и моей жизни. Осколки и взрыв частично уничтожат записи, а кровь довершит сделанное, залив все остальное.
— Понял, — Максим освободил карман разгрузки под сердцем от компаса, ножа и рации и, вложив блокнот, прочно застегнул его.
В мечети никого не оказалось, и Екимов направился к дому мулы.
— Салям, Руслан, — с порога сказал Екимов открывшему дверь.
— Ты что… — Побледневший мула не мог найти слов и, перейдя на шепот, добавил: — Меня из-за тебя убить могут.
— Мой младший товарищ решил принять ислам, — громко, как будто не услышав Руслана, продолжал Екимов. — Но он хочет, чтоб его проконсультировали по ряду вопросов.
— Да, конечно, — ответил сиплым голосом мула, впуская за ворота гостей.
На кухне у газовой плиты суетилась женщина.
— Выйди, — сказал, сняв обувь, Руслан. — И посмотри, если посторонние будут рядом ходить, сразу скажи.
Женщина кивнула и выбежала во двор.
— И зачем я понадобился?
— Не злись, Руслан. Мне тут ворона принесла на хвосте, что колонна вроде как российская боевиков через Толстой-Юрт возила и, мол, ты в курсе был, а нам не сообщил.
— Так ваша же колонна, чего мне сообщать. Моя вина, что вы друг друга там у себя не понимаете?
— Допустим. Но договор был, что обо всем, что связано с бандами, ты будешь докладывать.
— Так ваши же везли. Чего мне докладывать!!!
— О чем ты с ними говорил?
— Ни о чем. Зашли в мечеть, поговорили о жизни. Я пожаловался, что кладбище наше в ремонте нуждается — ограду надо, краску, а у людей нет. Мне вот денег дали.
— Кто?
— Те, кого федералы сопровождали.
— Ты их раньше видел?
— Нет, заезжие. Один из них араб.
— А федералы? Кто такие?
— Да постоянно, раз в два-три месяца уж точно, тут ездят.
— Старшего запомнил?
— Как не запомнить, статный такой, с усиками. Лет пятьдесят. Полковник Савинов из вашего гестапо.
— Откуда знаешь?
— Тут все об этом знают. Он же не первый раз. Его тут с полгода назад на блокпосту пытались остановить. Такой скандал был. Потом старлей, командир, значит, извинялся перед ним долго. Из Ханкалы звонили! И старлей этот после матом ФСБ и Ханкалу крыл…
— И ты молчал?
— А чего мне в ваши дела лезть. Живу, никому не мешаю.
— Ты с этим полковником откровенничал по нашей с тобой теме?
— Нет, конечно. Да и не общались мы с ним. Только с теми, кого везли.
— А куда везли?
— В сторону Червленой колонна ушла.
— А старлей этот откуда? Он еще здесь?
— Нет, его с месяц назад сменили новые.
