Он встал, словно лошадь, которой натянули поводья, вытянул руку назад, чтобы напарник уткнулся в нее, а не отдавил ему пятку.
— Ты чувствуешь, Борька? Гул, запах…
— Командир, я прекрасно все чувствую, — недовольно забубнил Караванов. — Отдаленный гул — это одно из двух: либо идет землетрясение, сопряженное с разрушительным цунами, либо в соседнем помещении работает генератор. Запах — горелый металл и использованные электроды для сварки. Я тебе скажу даже больше, Глеб Андреевич, возможно, ты не видишь, но в конце тоннеля просматривается мерцающий и такой загадочный электрический свет…
Это было, в общем-то, странно. Они прошли еще немного, запах усилился, рокот дизеля делался явственнее, угрожающим, словно зверь рычал в глубокой берлоге. Уже воочию наблюдались блики электрического света. Они разгуливали по центральной части бесконечного зала. Слух был напряжен до предела, различалось отдаленное поскрипывание — работала дуговая сварка! Невозможно, чтобы эти люди могли оживить один из местных дизельных генераторов — здесь все поросло забвением и тленом, эти штуки не работают двадцать лет, их невозможно оживить даже магией! Или он что-то не понимает? Если публика, орудующая в подземелье, сумела мобилизовать старых специалистов, когда-то имевших дело с этим оборудованием, снабдила их всем необходимым, включая обещание пристрелить, если они не сделают свою работу… Так ли невозможна данная задача? Во всяком случае, она выглядит куда реалистичней, чем тащить в подземелье «с воли» генератор, чтобы подцепить к нему несколько лампочек накаливания и обеспечить сварщика плотной занятостью…
Глеб ценил, конечно, загадки, а особенно их разрешение, но предпочитал при этом не подставлять своих людей и не работать в бесчеловечных условиях. Они приближались перебежками к интересующему их объекту и залегли за массивной станиной, увенчанной монолитными направляющими токарного станка и заплесневелой штурвальной рукояткой. Цех завершался. По курсу в рассеянном свете, исходящем от тусклых переносок, мерцали огромные раздвижные двери из листовой стали, заполненные бетоном. Их заклинило в промежуточном положении между состояниями «открыто» и «закрыто». Извивался рельсовый путь, убегая в проем между створами. С обратной стороны, похоже, стояла тележка. В соседнем помещении работала сварка, там что-то рябило, вспыхивали, разбегаясь, синеватые блики. Доносились глухие голоса, обрывки слов, не складывающиеся в понятные фразы. А перед дверьми колыхались размазанные силуэты, ползали по полу искаженные тени, мерцал огонек сигареты. Здесь стояли часовые — и не один или двое, а не меньше полудюжины. Они о чем-то переговаривались — различался монотонный бубнеж. Карикатурные тени расползались по стене. Позвякивали антабки, крепящие автоматы к ремням. Кто-то утробно и зловеще хихикал, кто-то шумно высморкался…
Глеб ускоренно переваривал приходящие в голову идеи. Справиться с охраной в принципе можно. Внезапная атака, молниеносная «игра в ножички», завладение чужим оружием. Но справиться бесшумно не удастся, слишком много врагов, кто-нибудь успеет открыть огонь, и тогда сбегутся все демоны этой преисподней, которых здесь, по-видимому, много. И что тогда? Расстроить планы противника? Вряд ли удастся… Какого черта?! Первоначальная идея имела смысл — рвать когти, вызывать подкрепление, пусть ищут людей, знающих все выходы с объекта — заблокировать их. Можно не ходить на штурм, ждать, когда сами вылезут — ведь не просидят они здесь до судного дня! И заканчивать работу они, похоже, не собираются — так что фора в несколько часов определенно есть! Чертова дилемма! Как жениться или не жениться — все равно пожалеешь!
— Ну, ни фа себе делишки… — шептал Караванов, корчась под станиной. — Слушай, командир, а хочешь, подкину дикую версию, что тут происходит на самом деле? Это ведь та самая арсенальная штольня, верно? Здесь ремонтировали и оснащали ядерными зарядами торпеды, ракеты «вода — воздух», ну, и прочие приятные вещи. Наши бросали все в спешке, когда покидали базу…
— Во-первых, Борька, спешки не было, — скрипнул зубами Глеб. — Всё происходило в рабочем порядке и в штатном режиме. Вывозили ядерное, потом обычное вооружение — мины, торпеды, артиллерийские снаряды. Демонтировали оборудование складов, секретных лабораторий и командных пунктов, мебель, приборы — все, что имело хоть какую-то ценность. Это же не война была, чтобы враг стоял у ворот и наши в спешке эвакуировались и что-нибудь забыли…
— Я все понимаю, командир. Знаешь, от дурака меня отличает только то, что я не дурак. Но у тебя имеется другое достойное объяснение? При закрытии базы здесь царили хаос и бардак — даже не спорь, они всегда царят, у нас лишь на бумагах полный орднунг. А если допустить, что какой-то нечистый на руку офицер решил сделать себе заначку, имея сообщников и слегка подправив документы на единицы хранения? Ну, отчаянный какой-нибудь, почему бы нет? Решил заныкать парочку ракет. Девяностые годы, времена тяжелые, жить ведь как-то надо? Все это хранилось в отдельном помещении, отстоящем от основных хранилищ, — вход завуалировали, двери заварили. И благополучно покинули базу вместе со всеми под звуки «Прощания славянки» или, скажем, «На сопках Маньчжурии». Возможно, не нашлось клиентов, кому можно было всучить этот залежалый товар, или еще какие-то причины. Проходит двадцать лет — и появляются заинтересованные покупатели, настолько заинтересованные и имеющие прикрытие сверху, что не видят проблемы в окружении объекта верными «войсками» и умерщвлении дюжины ни в чем не повинных пацанов. Ты думай головой, командир, ведь это же возможно?
Чертов оракул! Он озвучивал именно то, о чем Глеб боялся подумать. Но это же нонсенс! Допустим, сохранились «единицы хранения», до которых таинственные сварщики пытаются дорыться. Допустим, их можно привести в порядок, влить в них вторую жизнь (и, естественно, смерть), но как это несчастье можно отсюда увезти?! Надводное судно в канал не войдет, разве что крохотный катерок. Тащить эту беду волоком до входного батопорта, подгонять к воротам судно… Или планируется нечто другое, о чем опять же страшно подумать? И кто, в конце концов, эти люди?! Чеченский след практически исключается — тогда кто?!
Им не следовало терять время. От диких версий голова уже раскалывалась. В одном он уверен на все сто: при эвакуации объекта персонал базы мог оставить в затерянных хранилищах все, что угодно, включая собственные головы, но только не ядерные боеголовки! Пусть бардак в стране, пусть тащат все, что плохо лежит и плохо закреплено, но касательно ядерного оружия в стране был полный учет и контроль. Так повелось со времен Лаврентия Павловича Берии (ответственного за ядерную программу СССР) — а этот исторический персонаж, невзирая на свои недостатки, был талантливым организатором, апологетом жесткого порядка, и исключительно благодаря ему страна чего-то достигла в атомной промышленности…
Он категорично рекомендовал Борису не насиловать мозг и отдал приказ к отходу. Но перед этим следовало пересечь центральный желоб, перебраться на другую сторону цеха и отыскать Лиду. Проблем, по счастью, не возникло — они по-прежнему находились в неосвещенной зоне. Пятна света колебались метрах в пятнадцати, временами они расширялись, ползли вглубь — благодаря неравномерной работе генератора, — но за критическую черту не заступали. Спецназовцы переползали центральный желоб, крались мимо остатков цехового оборудования, напрягали глаза, чтобы хоть что-то разглядеть в кромешной темени. «Лида-аа…» — сдавленно шептали они в те моменты, когда компания у ворот разражалась смешками. Отчаянно вслушивались, снова шипели. Лида Баклицкая пропала! Черт ее возьми! Глеб готов был рычать от злости. Ответственный момент, время сваливать с объекта, а эта гулящая куда-то умотала!
