Он снова посмотрел на Лишу.
– Мне сказали, что год назад ваша деревня была невелика и мало отличалась от других. Теперь же она разрослась и окрепла. На улицах не видно голодных. Нет нищих, больных и калек. Вы смело бьетесь с демонами в ночи и убиваете их сотнями. Мой приход закалил вашу деревню, как сталь, и сделал ее сильнее.
– Ты тут ни при чем, – отрезал Гаред. – Это Меченый ее закалил, когда ты еще жрал песок у себя в пустыне.
Хасик напрягся. Джардир сомневался, что его телохранитель толком понял слова землепашца, но интонация великана не оставляла сомнений. Он щелкнул пальцами, призывая Хасика успокоиться.
– Расскажите мне еще об этом Меченом, – попросил Джардир. – Я много слышал о нем в Даре Эверама, но не от очевидцев.
– Он – Избавитель, понял? Он вернул нам магию, которую мы потеряли много лет назад, – проворчал Гаред.
– Боевые метки для борьбы с алагай?
Гаред кивнул.
– Можно взглянуть на оружие с его метками?
Гаред нерешительно посмотрел на Лишу. Джардир невольно обратил взгляд на нее и вновь едва не затерялся в прохладной глубине синих глаз. Женщина улыбнулась, и его охватила дрожь.
– Можно, – застенчиво улыбнулась Лиша, – если ты покажешь нам свое. Например, копье.
Даже Аббан ахнул от неслыханной дерзости, но Джардир улыбнулся. Он потянулся за копьем, и Ашан схватил его за руку.
– Избавитель, не надо! – прошипел Ашан. – Чины недостойны касаться Копья Каджи!
– Ашан, это больше не Копье Каджи, – произнес Джардир по-красийски. – Это Копье Ахмана, и я буду делать с ним, что пожелаю. Чин уже касался его, и оно не утратило своей силы.
– А если они попытаются его украсть? – спросил Хасик.
Джардир спокойно посмотрел на него:
– Если попытаются, мы убьем всех мужчин, женщин и детей в этой деревне и сровняем ее с землей.
Инцидент был исчерпан, и он двумя руками протянул копье. В ответ Гаред достал из-за пояса длинный нож. Хасик и Шанджат напряглись, готовые ударить, но великан протянул нож Джардиру рукоятью вперед. Они обменялись оружием одновременно.
После этого приличия были отброшены, и знатоки меток с обеих сторон бросились их изучать.
Джардир подставил длинный нож свету. Замысловатые метки, выгравированные на лезвии, извивались сверкающими реками. Он сразу увидел, что большинство ему знакомо. Его люди копировали их с Копья Каджи, которое хранило почти все боевые метки на свете.
Но меченое лезвие было не просто практичным, как грубо разрисованные копья даль’шарумов. В нем присутствовало мастерство, которое превосходило все, что видел Джардир, не считая Копья. Сотни меток гармонично сплетались в сеть невероятной силы – прекрасную и смертоносную для алагай.
– Оно совершенно, – пробормотал Джардир.
– Бесценно, – добавил Аббан.
– Возможно, этот Меченый украл символы из Анох-Сана? – предположил Ашан.
– Ерунда, – отрезал Джардир. – Нога человека не ступала туда тысячу лет, не считая…
Он посмотрел на своих людей. Во всех глазах зажглась одна и та же мысль.
– Нет, – наконец сказал Джардир. – Нет, он умер.
– Конечно умер, – эхом отозвался Ашан после едва заметной паузы, и остальные закивали.
Они взглянули на Лишу и ее отца, которые надели очки и изучали Копье Каджи с отчасти преувеличенным вниманием. У них было достаточно времени, чтобы оценить его величие, но час выдавать все секреты еще не настал.
– Это сильные метки, – признал Джардир, отдавая нож Гареду, и выразительно посмотрел на копье. Землепашцы нехотя вернули его. Тоска в глазах Лиши пролилась бальзамом на душу Джардира. Травница страстно желала узнать секреты копья.
– И где сейчас этот Меченый? – спросил Джардир у Гареда, убрав копье за плечо. – Я бы с удовольствием с ним познакомился.
– Где-то бродит, – встряла Лиша, не дав великану ответить.
Джардир кивнул в ее сторону:
– Это он подарил тебе чудесный плащ, в котором можно разгуливать среди алагай? Поистине, он подобен самому Плащу Каджи!
Лиша порозовела, и Джардир понял, что невольно польстил ей.
– Я сама придумала плащи-невидимки, – призналась она. – Немного изменила метки замешательства и видимости и добавила метки запрета, чтобы ни крупные, ни мелкие подземники не видели владельца.
– Невероятно! – воскликнул Джардир. – Должно быть, Эверам шептал тебе в уши! Изменить метки и притом создать нечто столь божественно прекрасное и могущественное!
Лиша опустила взгляд на плащ, рассеянно щупая ткань. Наконец она хмыкнула, встала и расстегнула на горле серебряную пряжку-метку.
– Держи. – Она протянула плащ Джардиру.
– Ты с ума сошла?! – Элона попыталась помешать дочери, как до того Ашан – Джардиру.
– Плащ защищает только от демонов, – сказала Лиша не столько матери, сколько Джардиру. – Возьми его, чтобы помнить, кто твои настоящие враги, когда взойдет солнце.
Она выдернула руку из материнской хватки и протянула плащ Джардиру.
Джардир положил руки на стол и поклонился.
– Это бесценный дар, и мне нечего дать взамен. Клянусь Эверамом, я не могу его принять.
– Напоминание – все, что я хочу взамен, – ответила Лиша.
Джардир поклонился еще раз и взял чудесный плащ, глядя на него с изумлением. Если метки на оружии пресловутого Меченого были мелодией, то плащ-невидимка Лиши – симфонией. Он осторожно сложил плащ и убрал за пазуху, чтобы избавить себя и своих советников от соблазна немедленно его изучить.
– Благодарю, госпожа Лиша, дочь Эрни, травница Лощины Избавителя, – поклонился он. – Твой подарок для меня великая честь.
Лиша улыбнулась и села на место. Землепашцы сосредоточенно взялись за чай, переговариваясь друг с другом. Джардир не стал мешать им совещаться и взглянул на Аббана.
– Расскажи мне о рыжем юноше, одетом как хаффит, – велел он.
Аббан поклонился:
– Таких, как он, землепашцы называют жонглерами, Избавитель. Это странствующие сказители и музыканты. Яркие одежды – примета их ремесла. Это весьма почтенное занятие, и жонглеры часто пользуются большим почетом и влиянием.
Джардир кивнул, переваривая сведения:
– Он обладает властью над алагай. Управляет ими при помощи музыки. Что ты знаешь об этом?
Аббан пожал плечами:
– В историях о Меченом упоминается жонглер, который зачаровывает алагай своей музыкой, но мне неизвестно о природе его власти. Полагаю, это редкий дар.
Рожер беспокойно ежился под любопытными взглядами красийцев. Очевидно, они говорили о нем, но хотя тренированный слух Рожера уже начал выделять отдельные звуки и узоры их неожиданно музыкальной речи, до понимания было еще далеко.
