Всего за пару минут, на том месте, где не так давно разлились пахучие лужи, понемногу начинающие подсыхать и утрачивать разрушительные свойства, отныне плескались целые пенящиеся реки. Они наводняли коридоры, проходы, лестничные пролеты, настырно натекали в промышленные блоки, сползали вниз через толстенные дыры в полу. «Зеленая смерть» в союзе с крепким ревущим ветром ручьями лилась с прохудившегося ослизлого заплесневелого потолка, хлобыстала из разбитых окон, как из артерий, затуманивала все вокруг одинаково пагубными для людей и животных испарениями. Не меньше трудностей добавляли и сквозняки. Те неугомонно стучали дверьми, будто на годами обезлюженном предприятии возобновилась ударная работа, метали ломкую мебель, демонически выли, штормили отравленную воду, всюду разнося гадкую марь. А глушащий гром вместе с ослепительными молниями, освещающими ровно полмига переворошенные помещения из-за немытых стекол, подымал настолько сильный рев, что со стен, не выдерживая таких нагрузок, оползнями сходила краска, а мне и Дину чудилось, точно небо над головами трещит по швам.
Гр-р… ш-ш-ш-ш… Г-р-г-р-р…
— Плохи наши дела, Курт… — хмурым, невеселым, даже каким-то немножко испуганным голосом отозвался Дин, щипая темно-синей резиновой перчаткой угловатый кривой осколок подствольной гранаты, угодивший тому в фильтр, лишь чудом не вспоров живот. А когда наконец-таки уцепился, держась, как за головку клеща, — выдернуть не хватило сил: увяз слишком плотно, глубоко. Разозлившись на самого себя за неудачную попытку — по-детски капризно стукнул ногой по полу, притрушенному галькой, разгневанно затряс литым, словно кувалда, кулаком. Но быстро опомнился, заговорил, но уже как-то безутешно, апатично, как будто бы сделал в уме определенные выводы, примирился с чем-то грядущим, страшным: — Не выйти нам отсюда, друг… добегались мы с тобой… — вздохнул, провел по мне мертвенно-остекленевшими глазами, — сзади — смерть от бандитской пули ждет не дождется, впереди — кислота, не обойдешь ее никак… — опять вздохнул, поднял высоко голову, уткнулся затылком в издырявленную стену и, шевеля костлявым кадыком, продолжил, жуя каждое слово: — Фильтру край пришел, менять срочно надо, а то ноги скоро отброшу, да боюсь только, что не успею — воздуха не хватит, сорвусь, вздохну, и так ведь дышу еле-еле…
Дослушав причитания Дина, я оторвал дремотный взгляд от большого, в рыжевато-красных крапинах, окна, умывающегося снаружи сернистым курящимся дождем, повернулся к падшему духом напарнику, сидящему у облупленной батареи напротив, и пожурил с неубедительным укором, усилием:
— У тебя целое утро было, Дин. Почему не поменял?.. Чего ждал?.. — и, спрыгнув с подоконника, пьяно шатаясь, прибавил сипловатым тенором: — Вечно дотянешь все до последнего, а потом сам же страдаешь…
Вместо ответа тот почесал колкую, подобную кактусу, шею, покашлял, расправил под собой полы заляпанного плаща, предпочтя пока что притихнуть, — все-таки понимал свой просчет.
— Я же не знал, что ливень такой зарядит! — выдержав долгую паузу, принялся оправдываться Дин, зажмурил один глаз, точно поймал солнечный зайчик. Теперь говорил басовито, полусонно, с наигранной агрессией, хрипотцой — сказывалось отсутствие нормального сна, усталость. — Вроде просветы на небе были, солнце выглядывало. Сам думал: «Найдем сейчас какое-нибудь более-менее укромное местечко — сразу и поменяю, а заодно — подремлю», а вон как все получилось-то… — А потом так: — Еще, скотина, фильтр, как назло, долго привинчивается… Эх-х-х…
— Сколько уже раз предлагал тебе противогаз поменять, когда в Гриме были? А? Раз сто? Больше?.. А ты мне что говорил? «Да зачем мне?», «Да на кой черт…», «И этот нормальный еще!», — набросился я. — Взяли бы тебе давно нормальный какой-нибудь взамен этого старья — и все дела. Хоть о мучениях бы своих забыл, наконец…
Дин покивал, раздраженно махнул рукой:
— Баста, Курт, не шуми! Поменяю я. Обязательно поменяю, даю слово. Вот как в Гриме окажемся в следующий раз — так сразу! Ей-богу! — печально подышал узником, не отрывая головы от стены, отвернулся к окну, приумолк. За ним, как из ведра, бил ливень, зычно шипели на стекле кляксы нефритовых капель. Их брезгливо размазывал ветер, вытягивал в спиральные струйки. И, не смотря на меня, обрывисто вдыхая воздух, очищенный поврежденным фильтром, просипел: — С этим-то что делать? Он мне верой и правдой все-таки послужил…
Из коридора, сразу за правой стеной, прорезая негаснущий стоический гул разыгравшегося ненастья, долетел резкий, словно удар кнута, смачный хруст кирпича, отклик камней, отскочивших от чего-то твердого, — «Стальные Вараны» вновь вышли на нас, пронюхали, где примерно зализываем раны.
«Идут, скоты, за нами идут… — затрепыхалось в уме, — прижимают плотно, как тараканов каких-то… — Следом: — Куда же идти-то тогда?.. В землю, что ли, впитываться? Или в окно выпрыгивать?.. Только далеко мы так уйдем-то? До первого поворота, пока в спину автоматные очереди не поймаем?.. И потом — рюкзаки: пожжет ведь их к черту и — все. Ради чего, спрашивается, шли тогда? Не-е-т… Другие пути искать надо… Другие… Должны же они быть-то хоть где-нибудь…»
И — стрелой к напарнику. Подбежав, весь в ощущении, как сердце распаляется в груди от вновь нахлынувшего напряжения, фонтаном выталкивая кипучую кровь, я вытаращился на того сквозь сизую зыбь перед глазами:
— Где там твой фильтр запасной? Доставай скорее… — не дождавшись, когда Дин сунется в рюкзак, — опередил, без разрешения начал копаться. Найдя новенький темно-зеленый фильтр с еще сохранившейся заводской отметкой о стандарте качества, я сорвал контрольную бирку и попросил: — Воздуха набери полные легкие, понял? И не дыши! Постараюсь все быстро сделать…
Пока менял, краешком уха прислушивался: шорохи сделались различимее, слегка сместились левей, тоня во всеобщей какофонии, к ним присоединились стуки шагов, бряцанье оружия, почти неслышный людской гомон.
«Рядом уже, собаки… — определил я, — но дальше по коридору все равно не пройдут — побоятся: там кислота разлилась, дорогу наглухо перекрыла. Есть, правда, рядом дыра одна в стене, в обход к нам ведет… ее, конечно, сразу так не заметишь — неприметная слишком, потрудиться надо, поэтому минут так десять-пятнадцать у нас точно есть. Не упустить быть их только…»
Закончив — поставил у ног Дина пробитый фильтр, спросил шепотом:
— Ну как дышится? Порядок? Лучше?.. Только не спеши — дыши равномерно, не торопясь, как в хвойном лесу, — покосился на лежащее рядом ружье, кивнул, уперся горячими глазами в напарника, — как с боезапасом дела обстоят? Отбиться сможешь, если что?
Дин одно-два мгновения блаженно дышал с приложенной к груди ладонью, словно никак не мог оклематься после многочасового забега, закатывал от удовольствия влажные глаза, исписанные кровянистыми капиллярами, мурлыкал. Надышавшись — дал исчерпывающе-ясный ответ, ввергший меня в очень нехорошее смятение:
— Все, что в стволе, Курт: три кучных картечных — и все. Бой у них хороший, точный, опилки из головы выбивает на раз, — и с томным выдохом, глядя каменным взглядом: — В коробках точно ничего нет, но есть еще одна граната, что ты мне давал, и капроновая нитка — можно растяжку приготовить или же так… при отступлении кинуть.
