Опешив, она принялась извиняться:
— Мои соболезнования, простите… — и аккуратно: — Если бы я знала…
— Ничего, откуда вы могли это знать. — После представился: — Я — Саид, а это… — показал на женщину и кроху, — …моя жена Ясмин и сын — Аман. Мы пришли сюда, в Истлевшие Земли, из далекой и сухой Арании — так когда-то называлась наша страна Иран. Теперь там ничего нет: ни людей, ни животных. Дожди и туда дошли, посеяли голод. Нам пришлось перекочевать сюда, думали, что здесь лучше, а у вас тоже ничего нет. Долго добирались — почти два года. Две зимы пережили, но следующую зиму без теплых вещей уже не выдержать — по весне ливень все пожег…
Проникшись глубоким сочувствием, Джин поспешила тоже назваться:
— А меня зовут Джин, а дочку — Клер. — Потом прибавила хлопотливо: — Я сейчас принесу вам одежду и продукты. Много, конечно, дать не смогу — самим иначе ничего не останется, а вот вещей отдам хоть целую коробку. Все равно мы уже ими не пользуемся. Там и на осень, и на зиму есть, обувь разная, даже на малыша найдется. Моя-то уже из них выросла давно, а вашему мальчику — в самый раз будет.
— Спасибо вам, — сдержанно, улыбающимися глазами поблагодарил Саид, — но прежде разрешите посмотреть на вашу дочку. Я, кажется, смогу помочь…
— Хорошо, — перешагнув через недоверие, все же согласилась Джин, — но при условии, что я буду присутствовать.
— Конечно, слово хозяйки — закон для меня.
Пройдя, Саид поставил у входа свой огромный рюкзак, оглядел комнату, помолился, сложив ладони у рта, поцеловал четки, пригладил бороду, прошел к кашляющей Клер, опустился на колени у изголовья. Джин тенью встала в конце комнаты, созерцала происходящее с любопытством пополам с волнением — все еще ожидала какого-то подвоха со стороны чужеземца. Дочь, представлялось, вовсе не обращала внимания на зашедшего с матерью человека, смотрела все время в окно полузакрытыми глазами.
— Храни тебя Аллах, дитя! — поприветствовал Саид. — Я — Саид, ты меня не бойся, хорошо? Я пришел, чтобы помочь тебе. — Затем любезно попросил: — Посмотри сейчас на меня.
Клер, превозмогая страшную слабость, повернула к незнакомцу голову. Омытая потом, обессиленная, она с надеждой в блестящих, расширенных болезнью глазах глядела на того, редко моргала, сглатывала слюнки.
— Я сначала подумала, что это простой грипп… — проговорила Джин, — но потом…
— Это не грипп, — знающе прервал тот. Обернувшись — объяснил: — Это лихорадка, — потрогал лобик Клер, прощупал горлышко, осмотрел глаза, — я это знаю, потому что уже такое видел… — и — к девочке: — Клер, лучик света, сейчас прикрой глазки.
Клер послушно зажмурилась. Саид, сняв с шеи четки, намотал на руку и аккуратно провел ими ото лба к подбородку, проговаривая слова на своем родном языке.
Такого рода врачевание Джин опешило, обескуражило.
— Что же вы делаете?.. — полюбопытствовала она. — Как это может помочь?..
Саид, добродушно посмеиваясь, сказал:
— Я очищаю ее дух, а поможет не это… — вновь продолжил шептать не то молитву, не то заклинание.
— Я давала ей жаропонижающее… — следом же вставила: — Уже даже хотела открывать ампулу и сделать укол антибиотика…
— Выбросьте это все. Этим вы только сильнее навредите, — закончив — встал, достал из рюкзака маленький белый тканевый мешочек и целлофановый пакетик с засушенными коричнево-черными листьями. Потом подошел к Джин и исторг: — Это листья и коренья дикой розы с многолетней выдержкой. Ее уже не найти. Все это ко мне и самому попало не сразу — подарил один странствующий торговец. Если бы раньше — может быть, и сын остался жить… — Помолчал. Глаза остыли, с лица исчезла привычная улыбка. — Коренья заварите сразу, отвар давайте пить каждые два часа. Закончится — сделайте еще. Листья размочите — пусть подышит над ними. Тоже как можно чаще повторяйте. Гущу не выбрасывайте — сделайте чай, — поглядел на хозяйку, — и не волнуйтесь — все будет хорошо. Аллах не оставит вашу дочь в беде.
Попрощавшись с дочерью Джин, Саид благословил, пожелал скорейшего выздоровления и, забрав рюкзак, покинул комнату. Подойдя к супруге — долго кивал, целовал малютку. Оставив их одних, Джин быстро спустилась в кладовку, забрала вещи, упаковку крупы, овощные и рыбные консервы, отсыпала соли, специй.
— Спасибо вам, Саид, за все! — выразила признательность она и, вручив часть запасов, обратилась к жене, почему-то всячески избегающей любого внимания с ее стороны: — И вам спасибо… Ясмин, — а сама подумала: «Неуютно ей здесь, видимо, или боится меня…»
Ответом послужил лишь недолюбливающий, пронзающий взгляд.
Усмотрев это, Саид успокоил:
— Вы только не сердитесь на нее, она давно такая. Говорит только со мной. Остерегается новых людей…
— Ничего, — изрекла Джин, — я не сержусь.
Позвав супругу — неразлучно с ней направился к двери. Распрощались. Отойдя от дома, Саид спросил:
— А вы же не одна с дочкой живете? Где же ваш муж? Или овдовели? У многих ведь так…
— Нет-нет… муж ушел в город.
— Он охотник?
— Больше собиратель. А так… как придется.
Саид понимающе подвигал головой, рогом поставил левую разлохмаченную бровь.
— Берегите друг друга, — напутствовал он и напомнил: — Не забудьте: дочке вашей надо отвар давать каждые два часа! Мы уйдем — сделайте сразу, хорошо? Ну, храни вас и ваш дом Аллах, мир вам!
— До свидания!
Саид с семьей отправился по дороге на север. Она, круто выгибаясь, пробивала подкрашенный небом малиновый туман, серпом уходила за развалины, терялась среди них. По ней часто уходили Курт и Дин, считали проверенной и надежной.
«Пусть вас не оставляет удача», — пожелала вслед Джин.
И, проводив их радушными глазами, — заторопилась домой.
Солнце набирало силу, на землю сходила духота и сушь. Ветер приносил с востока прохладу и кисло-соленый тошный перегар — где-то пролились дожди…
* * *
К Гриму вышли с маленьким, почти незначительным отклонением в полтора часа, не считая пятнадцати потраченных минут на обход большущей невысохшей лужи, обустроившейся, на злобу нам, прямо поперек пути. Но это, как говорится, еще не беда — обошли, не утопли. Вот минувший же день выдался воистину не из легких: после полудня натолкнулись на отряд «Мусорщиков», заготавливающих капканы будущим жертвам, к вечеру — повстречали фантастического по размерам мясодера. Патроны все растратились на бандитов, отбиваться от зверя попросту нечем было — если только врукопашную, потому бежали, пересидели ночку на брошенной водонапорной башне, выслушивая громкое противное хрюканье, рев и неутомимую трепку куска отвалившейся лестницы. Так и застали утро. Не забыли и о «Дороге 15/56», где держали оборону от нашествия волков, — ей в качестве огромной благодарности, почитая должным образом негласные традиции, даровали по две гильзы, положили, как полагается, около шестой шпалы.
