– Что, если настоящая миссис Рэйвенси покончила с собой, не в силах справиться со своим горем? – предположил Ричард. – А эта женщина притворилась ею, чтобы обрести сперва покровительство тетушки мистера Рэйвенси, а затем и многих других людей, которые помогли ей устроиться в Торнвуде.
– Мы обязательно это выясним, – пообещал Чарльз Мернейт. – Полагаю, начать надо с Италии, и я уже попросил одного из инспекторов, находящихся в подчинении у моего дяди, отправить телеграфные сообщения в Варенну, где могли встречаться Стоунвилль и эта женщина.
Лишь несколько недель спустя полицейским удалось узнать, что под именем миссис Рэйвенси скрывалась сиделка покойного мистера Рэйвенси, мисс Дебора Лайтфилд, слишком красивая и амбициозная, чтобы посвятить жизнь заботам о других. Она получила хорошее образование и некоторое время служила гувернанткой, но ревнивые хозяйки изгоняли ее из опасений, что их супруги слишком уж заглядываются на красивую девушку. Так продолжалось раз за разом, пока мисс Лайтфилд не сменила занятие – умирающие уже не могли флиртовать с ней, а их жены не испытывали ревности. Миссис Рэйвенси была очень добра к ней, и их дружба не прервалась и после смерти ее мужа.
А вскоре, когда трагически погиб сын миссис Рэйвенси, безутешная женщина приняла решение провести остаток дней в католическом монастыре. Вот тут-то мисс Лайтфилд нашла удобным воспользоваться ее именем и статусом. Миссис Рэйвенси порвала все связи с миром, и мисс Лайтфилд не видела больше препятствий для исполнения этого рискованного плана, ведь из-за давней ссоры мистера Рэйвенси со своими родственниками его жену почти никто не знал. Добродушная миссис Рэйвенси оказалась первой, на ком мисс Лайтфилд опробовала свой талант входить в расположение к людям, а за ней последовали другие родственники и, наконец, целый городок. Пансион в Торнвуде не являлся венцом ее мечтаний, но помог занять подходящее место в обществе, до тех пор, пока мнимая миссис Рэйвенси не найдет богатого мужа или хотя бы покровителя, который обеспечил бы ей комфортную жизнь.
Неудача с лордом Гренвиллом заставила ее возненавидеть джентльмена, который так любезно принимал ее в своем доме и с чьей супругой она подружилась, и предложение Стоунвилля оказалось как нельзя более кстати. Мисс Лайтфилд обрадовалась возможности удовлетворить как свое корыстолюбие, так и стремление испортить жизнь лорда Гренвилла и его семьи.
Все это Эмили и Уильяму еще только предстояло узнать, а пока они попытались объединить усилия, чтобы как можно скорее прийти в себя после всего, что им пришлось пережить с того дня, как Эдмунд Стоунвилль сделал предложение Джейн. Сидя рядом и держась за руки, они чувствовали, как растет сила, притягивающая их друг к другу, и на этот раз Уильям не пытался сбежать, ослабив действие этой силы, а Эмили не боялась очередного разочарования.
Казалось бы, сказано было уже так много, что оставалось только разойтись по комнатам и постараться заснуть, но Ричард внезапно вспомнил еще об одном обстоятельстве, еще неизвестном его вновь обретенному другу. Тайны мистера Тоуна и попытки выяснить его настоящее имя, к которым Уильям не был причастен – вот о чем Соммерсвиль решил поведать, словно рассказать на ночь страшную сказку. С молчаливого согласия Эмили Уильяму пришлось узнать и о преступных замыслах собственной бабки.
Реакция лорда Гренвилла ничем не отличалась от той, какую выказали его друзья. Все эти «боже мой» и «не могу поверить», «какой кошмар» и «что же теперь будет» Уильям повторял с должным энтузиазмом, однако же его супруга не сомневалась – узнай он обо всем до похищения Лори, его высказывания носили бы отпечаток большего чувства.
Как и лорд Мернейт, Уильям засомневался, удастся ли доказать хотя бы половину вины доктора Вуда. Чарльз пожал плечами, как будто его это нимало не волновало, и Эмили встревоженно прикусила губу. Что задумал Мернейт? Какое правосудие кажется ему приемлемым, как далеко он готов зайти в своем стремлении к справедливости, даже там, где бессилен суд?
Измученное лицо Джейн не позволило леди Гренвилл повторить вопрос. Будь что будет, пока доктор Вуд не знает, что разоблачен, он не опасен для них. Лори спасен, его похитительница ожидает кары в тюрьме, а последователь Монте-Кристо, молодой человек, чью надежду на счастье разрушили, за что он в отместку едва не погубил семью Эмили, мертв. В данных обстоятельствах это можно было счесть благом, как бы ужасно это ни звучало. Леди Гренвилл решила, что порассуждает обо всем этом на страницах своего дневника, как только вернется в Гренвилл-парк, а пока ей захотелось еще раз подняться в комнату Лори и полюбоваться спящим ребенком.
Друзья нашли разумным предложение подарить себе несколько часов покоя, ведь на следующий день им вновь придется столкнуться с последствиями дня сегодняшнего, и только Уильям захотел пойти вместе с женой в детскую.
Они вместе сидели у постели Лоренса до тех пор, пока не убедились, что сон мальчика – спокойный и безмятежный, кошмары не мучают его. А затем прошли по коридору и остановились у окна, сквозь которое пробивался свет далекого фонаря.
– Надеюсь, это страшное приключение не оставит следа на его здоровье, – после того что мальчику пришлось пережить за эти три дня, Эмили беспокоилась о его душевном состоянии.
– Уверен, через некоторое время он и вправду будет воспринимать все это как приключение и еще станет хвалиться перед Люси и маленькими Кастлтонами, – Уильям улыбнулся и осторожно сомкнул пальцы вокруг маленьких ладоней жены. – Я должен попросить у тебя прощения, и я прошу. Пусть я и не виновен в том, в чем ты молча обвиняла меня последние месяцы, я все же вел себя непростительно…
– Так я должна простить тебя или не прощать? – за шуткой она надеялась скрыть смущение.
– Знаю, в моих словах, как и в моих мыслях, царит хаос, – лорд Гренвилл оставался серьезным. – Но это от того, что я взволнован, как будто никогда прежде не говорил с женщиной о своих чувствах…
Эмили вздрогнула, и муж сильнее сжал ее руки, как будто она собиралась вырваться и сбежать от него.
– Мы с тобой столько лет были хорошими друзьями, и эта дружба очень долго казалась мне достаточной…
– Десять лет я мечтала услышать от тебя что-то подобное, и вот теперь, когда я убедила себя, что твое равнодушие меня не ранит, ты говоришь это… – в ее голосе как будто прозвучал упрек.
– Десять лет? Эмили, но тебе тогда было… – в сумраке не было видно, как от печального удивления потемнели его глаза.
– Пятнадцать.
– Но… как же… я и подумать не мог…
– Ты замечал только Луизу, и тебе не стоит обвинять себя в том, что ты полюбил ее, а я – тебя. Сердце не выбирает.
– Теперь я знаю, что она-то не любила меня, так что мое сердце сделало неправильный выбор, – кто знает, каких усилий стоило лорду Гренвиллу отказаться от невнятного бормотания, которым он смог ответить на поразительное признание Эмили, но сейчас он заговорил решительнее. В конце концов, его жена вполне владела собой, не мог же он упасть в ее глазах еще ниже, чем, как он подозревал, уже упал после стольких лет своей слепоты и ограниченности.
