Кольцов побродил по западной стороне, перебрался на северо-восточную, где еще ни разу не был. Стена подступала к дому почти вплотную, но ни одно из окон второго этажа не соприкасалось с колючкой. Продуманная планировка: чтобы вылезти из окна на стену (даже пренебрегая шипами и проволокой под током), пришлось бы взгромоздить на подоконник четырехметровую доску, что в принципе нереально, и каким-то чудом протянуть ее строго горизонтально, до соприкосновения с арматурой. Между домом и стеной тянулась узкая полоса шиповника. Царапая куртку, Вадим принялся протискиваться. Одолел заросли и с окорябанной щекой выбрался к подножию елей, загораживающих северо-восточный угол. Протиснулся через мохнатый лапник… и сделал удивительное открытие, полностью подтвердившее его новую теорию.
Деревья расступились. Он увидел коридор, образованный вершинами елей. И два электрических провода, шедшие на крышу! А ведь их почти не видно на фоне темного неба!.. Кольцов замер, поневоле завороженный этим открытием. Провода почти не провисали, отсюда напрашивался вывод об опоре за забором. Изнутри ее не видно. А за опорой, на расстоянии полусотни метров — еще одна, за ней следующая, и так по всей просеке, вырубленной в лесу, — до понижающего трансформатора, приделанного к ответвлению от ЛЭП. Вот и ответ на заданный вопрос… Он не стал делать выводы, чтобы не тратить время. Анализировать ситуацию лучше после, чтобы было чем глушить тоску. А пока понятно: пробраться на крышу не удастся. Нет такой двери. А если есть, то она связана с потайной лестницей. А чтобы попасть на потайную лестницу, нужно вскрыть либо «овощехранилище», либо ту дверь — рядом с подсобкой; то есть заняться именно тем, чем пытается в данный момент заняться Борька, но явно не преуспевает. Опять тупик за тупиком. Главное — не заострять внимание.
На восточной стороне ограда отступала. По-прежнему теснились кусты, подходя к бойлерной. Между кустами и бетоном он обнаружил заросшую крапивой канаву. Спрыгнул на дно и побрел вдоль забора. Избежать ожогов не удалось — приняв корягу за металлический штырь, он опустился на корточки и вскрикнул от боли: крохотные ростки молодой крапивы жалили безжалостно. Прескверная штука — от укусов молодняка боль не уходит часами, руки немеют и беспрестанно зудят. В другом месте Вадим еле устоял — нога угодила в гнилое корневище, он чуть не грохнулся носом в жгучие кущи. Пришлось выбираться из канавы и плутать по зарослям — благо шиповник позволял. Чертыхаясь, он дошел до угла и еще раз осмотрелся (на ходу вертеть головой не получалось). По диагонали осталась бойлерная — замшелое, вросшее в землю сооружение с пробивающейся из-под гудрона травкой. Шевельнулась былинка — из трещины в смоле выбралась ящерица, передвинулась на полметра и застыла, смешно вытянув шею. Деревья здесь росли хаотично — осины с кривобокими стволами, ели. И снова мертвая зона до забора, словно в издевательство над человеческим свободолюбием: колючая запутка до ворот и далее, строгие изоляторы, проволока… Чтобы завершить «обход» (не любил он незаконченных дел), Вадим отправился по южной ветке забора, увязая в канавах и корнях. Через несколько минут он уперся в автобус — точнее, в искореженную дверцу. Круг замкнулся, можно было делать заключение о проделанной работе.
Какая-то нездоровая активность наблюдалась между гаражом и угольным сараем. У ограды копошились люди — очередное идиотское зрелище. Вадим прислонился к осинке и достал сигарету. Заключение о проделанной работе могло подождать.
Недавняя история повторялась в виде фарса. Мостовой с граблями пытался продублировать смертельный Борькин номер — замкнуть колючку. Видно, некоторых участников тусовки окончательно достала невольничья доля. Однако Борькина неудача смотрелась изящнее — он и лез непринужденно, и падал с достоинством. У Мостового с самого начала «мать учения» не задалась: алкоголь бурлил в крови — пьяная блажь не оставляла шансов осмотрительности. Обмотанный какими-то тряпками, он громоздился на Гароцкого, который покорно подставлял плечи. Поодаль прыгал Коля с граблями. Как удалось Мостовому взбаламутить этих двоих, неизвестно, Макс с Ураловым явно отказались сходить с ума. Дважды Мостовой срывался, вопил, обвиняя толстяка в том, что тот неправильно стоит, а когда кое-как все же поднялся, начался цирк. Три минуты позора. Непричастные к спектаклю наблюдали за бесплатным представлением, не так уж много в жизни радостей. Очкарик протянул Мостовому грабли — черенком вверх, тот эффектно вскинул их к колючке, и на этом приличная часть мероприятия закончилась. Началась неприличная. Борис в свое время не мог эффектно натянуть проволоку, потому что не хватало высоты — он боялся лезть выше, в ворохи спиралей. Можно без кожи остаться. Мостовой решил устранить эти недоработки. Неловко балансируя на Гароцком, он сдернул с шеи тряпки — пару дорожных полотенец и что-то серое, нечистое. «Халат технички» — догадался Вадим. Висел на гвоздике наверху, дождался своего часа. Забросив грабли на колючку, Мостовой оставил их в висячем положении (хоть так догадался), а тряпье комком швырнул на стену. Оттолкнувшись от Гароцкого, прыгнул вверх, полагая зацепиться за край стены, но не тут-то было. Швырни он туда десяток телогреек, может, номер и прошел бы, но с двумя полотенцами да халатом… Вопль нечеловеческой боли огласил осенний лес. Вадим поморщился — ни разу не пожалел Мостового, а вот… вдруг стало жалко дурака. Лечи его теперь. Словно муха в паутине, Мостовой извивался, насаженный на колючку, царапал ногами стену, а когда оборвался, Гароцкого внизу уже не было — выведенный из равновесия прыжком Мостового, он неловко забалансировал и поспешил грузно спрыгнуть со стола. Похабно воя, Мостовой грохнулся о столешницу, слетел на землю и принялся кататься, сжав в кулаки окровавленные ладони…
На крыльце стояли зрители. Жанна постучала пальцем по лбу — ту-ту, мол. Журбинцев, соглашаясь, закивал, — мол, да, мадам, неизлечимо. Приобнял брюнетку и увел в дом, видимо, в спальню, о жизни говорить. Вадим выбросил сигарету. Развернулся и побрел по собственной «просеке» в кустах — к зарытой в землю бойлерной. Он вспомнил, что практически ее не осматривал.
Это было последнее сооружение на территории, обделенное вниманием. Вмятое в грунт, заросшее по уши крапивой и полынью, это архитектурное недоразумение почти не просматривалось от ворот. Вход находился в яме — в прежнее время, чтобы войти, нужно было углубиться в землю, открыть приземистую железную дверь и, пригнув голову, протиснуться внутрь. Теперь любое из этих действий в принципе исключалось. Края ямы осыпались, завалив проход. На осыпи выросла крапива, которая, выставив жала, охраняла никому не нужную дверь. Соваться в нее не имело смысла. Можно раздавить крапиву, но как откопать вход, заваленный плотным грунтом? Тащиться за лопатой? А где гарантия, что дверь не заперта?
Лень-матушка победила. Почесав в затылке, Вадим расстался с мыслью попасть в бойлерную через вход и попробовал обойти нелепую конструкцию справа. Но быстро увяз в крапиве. Пришлось возвращаться и заходить с обратной стороны — благо от северной стены тянулась бетонная отбортовка шириной сантиметров тридцать, по которой он и побрел, пригибаясь. Кирпичная кладка поросла травой, во многих местах кирпичи выпали, из пробрешин торчала трава. Но ни окон, ни подходящих отверстий здесь не было. Он добрался до восточной стены, повернул — и обнаружил полный хаос. Когда-то, вероятно, здесь был пустырь, используемый в качестве свалки. Железные бочки, сгнившие шины, автомобильный радиатор, какие-то первобытные шкафы, груды досок… Все это благолепие заросло крапивой, лопухами и смотрелось очень по-русски. Вдоль стены валялись прутья арматуры, ржавые листы жести. Вадим поднял один из прутьев и, раздвигая им крапиву, отправился в узкий просвет между стеной и свалкой.
