— Не жеманься, дорогая, — засмеялся Борька, — красивая женщина, как хорошая книга, — должна быть немного потрепана…
— Да ну вас в баню, говоруны, — проворчала Валюша, зарываясь под сиденье.
События разворачивались сами собой, от Вадима зависело немногое — оставалось лишь сидеть скованным статистом. Половину поля уже отмахали, дорога петляла, не давая толком разогнаться. Набитые в «буханку» исправно отрабатывали заказ. Машину вел такой же бесшабашный водила, как Борька. Пару раз ему удавалось сократить дистанцию, и тогда в окне появлялся орущий человек, стрелял по колесам, мазал и на некоторое время убирался в машину. Едва ли при такой болтанке он мог попасть. Угрозу представляла лишь шальная пуля. Встречные машины испуганно прижимались к обочине. Водитель вишневой «Газели» оказался неопытен и впечатлителен: не вник в ситуацию, решил, что стреляют по нему и, забыв про тормоза, съехал в поле, где и разбил вдребезги кузов.
— Водитель трамвая номер тринадцать! Прижмитесь к обочине и остановитесь! — демонически хохотал Борька.
Славянка неуклонно приближалась, дома из игрушечных становились большими и неказистыми. Догнать «четверку» у сидящих в «уазике» шансов почти не было. И все бы шло нормально, не подоспей к работникам таинственной конторы нежданная подмога. Джип, уделанный хромированными трубами и фонарями, несущийся со стороны Славянки, легко бы мог сойти за встречный, не приди ему в голову дать по тормозам и замереть поперек дороги. Распахнулись двери, полезла толпа.
— Опаньки! — рявкнул Борька. — А я-то все гадаю, почему так скучно стало… А ну, держитесь, братишки и сестренки!
В салоне мату стало тесно. Под рев из четырех глоток «четверка» проделала цирковой номер: исправно пройдя тормозной путь, встала перпендикулярно трассе — носом на восток (а джип стоял на север). Но толком даже не замерла — ловко манипулируя рычагами, Борька взял с места в карьер, а дальше все завертелось, застучало. Покачнулось небо. Но с землей местами не поменялось, — проявляя недюжинный талант, Борька удержал машину на колесах. Громыхая железом, «четверка» пронеслась по воздуху. На выходе из смертельного пике он что-то проорал. Тряхнуло зверски. Снова лихорадочная работа трансмиссией, движок взревел, как мастодонт, машина запрыгала по рытвинам, «милые синьоры-синьориты» перестали реветь благим матом, а жалобно заскулили — орать уже было невмоготу. Вадим почувствовал канонаду в ушах — предвестие приступа. Где его Катя, способная снимать боль?
Погоня на этом безупречном номере отнюдь не прервалась. «Уазик» медленно скатился с горочки и, набирая скорость, подался за догоняемым объектом. По колдобистому бездорожью, что ни говори, проходимость у него лучше. Толпа, вывалившая из джипа, вновь рассаживалась. А Борьке вся эта эквилибристика смертельно надоела. Бег зайца по полям до плачевного состояния? В наполеоновские планы это не входило. Уралов лихорадочно вертел головой — мысли бурлили чуть ли не распирая яйцеобразный череп. «Буханка» наезжала на пятки, уже из каждого окна торчало по орущей физиономии. Стреляли по шинам, и это начинало приобретать угрожающий характер. Борис принял решение — изменил курс на тридцать градусов и направил автомобиль к лесополосе перед железнодорожным полотном. Равнина становилась покатой, рытвины чередовались кочками, разреженные очажки разнотравья маскировали ловушки и преграды. Но Борька как-то нюхом их чуял. Как он вычислил канаву в стороне от россыпей буро-желтого известняка, только Богу ведомо! Этот номер Вадим никогда не забудет. Машины неслись по пологой равнине практически впритык. Казалось, Борька сбавил обороты. Затем лихорадочно врубил четвертую, что в условиях бездорожья — полное безумие, выжал газ до упора, вцепился в руль, высунув язык от усердия. Трясло, как на вибростенде. Каменные россыпи приближались, вставали глыбы, словно мертвецы из могил — угрюмые, холодные… «Буханка» нагоняла, противно дребезжа листами обшивки. Крики, ругань…
— Тормози! — завизжал Вадим. — Разобьемся на хрен!
«Пилот» и сам, похоже, посчитал, что достаточно искушений. С отчаянным воплем Борька надавил на тормоз, одновременно натягивая ручник. Почему машина не перевернулась — уму непостижимо. В последний миг он крутанул баранку, автомобиль сделал прыжок и на гаснущей инерции, практически без тяжелых последствий, долбанул камень правым крылом. Борька взвыл, насадив печень на рычаг трансмиссии. Вадим ударился плечом и под треск ломающегося металла сообразил, что жизнь продолжается.
— Я живая, — быстро сказала Валюша. — За меня не волнуйтесь. И Жанна живая.
— Черта с два… — простонала Жанна. — Какая боль… Борька, я понимаю, что это ты нарочно, на прощание, чисто по приколу, но объясни, пожалуйста…
Дикий рев из луженых глоток оборвал ее монолог. Водитель «уазика» делал все возможное, чтобы не врезаться ни в камни, ни в прилипшую к скале «четверку». Тормозил он медленнее, чем гнал. Водитель вывернул руль, «буханка» ловко увернулась от поцелуя с камнем, на этом, собственно, ловкость и закончилась. Канаву, благодаря которой было затеяно представление, он перепрыгнуть не смог. Забористый мат накрыл пространство. «Уазик» просто ухнул в яму передними колесами! Двоих швырнуло в ветровик. И снова как в замедленной съемке: разлеталось со звоном стекло, двое незадачливых, по плечи окровавленных мужчин, вывалились, махая конечностями, задние колеса зависли, бешено вращаясь, а Борька невозмутимо включил передачу, отклеился от камня и, беззлобно ворча: «Долболобы, блин…», порулил в объезд каменистого участка…
Джип догнал их на восточной окраине Славянки, у ворот когда-то передового заводика металлоизделий (доска почета зияла пустыми стальными глазницами). Он мчался наперерез, через поле, светя фарами, сверкая хромом, демонический, мощный, неустрашимый. Любимый цвет Генри Форда. «Любого цвета может быть машина, — говаривал легендарный автопромышленник, — если она черная». Девчата так и не поняли, что происходит. Да и Вадим не сразу сориентировался.
Выезжая на объездную дорогу, Борька внезапно страстно ругнулся и погнал напрямую — к заводику, выходящему на околицу. Пролетел куцый парк со стриженой сиренью, у проходной резко повернул, наверняка сделав заикой мирного работягу, выносящего с завода рулон жести, и погнал по узкому переулку. Тут и решил Вадим обернуться. Неспроста загоношился Борька. Четыре женских глаза, объятые страхом и вопрошающие — чего, мол, там сзади? А сзади все по-старому: черный монстр вторично чуть не сделал заикой работягу с рулоном и прочно сел на хвост.
Промчались мимо очередного предприятия с циклопическим названием «Атлант» — здесь трудяги сгружали с грузовика допотопные скамейки для ленинской комнаты. Бараки, стайка алкашей у продуктового магазина, погреба, поросшие бурьяном. Перелетели дребезжащий мост через речушку. Частный сектор — добротные бревенчатые дома, кирпичные заборы. Школа в окружении древних тополей — уроки кончились, ни детишек, ни «лежачих полицейских», и слава богу… Резкий поворот в проулок между гаражами, пустырь со свалкой бытовых отходов, завалившиеся хибары, пенсионер с палочкой, задумчиво смотрящий вдаль. Заколоченное ЖЭУ. Снова поворот — сквозной переулок, красная калина, приличные дома в две шеренги. Заборы в строгую линию. Было видно, как в открытые ворота въезжает неплохо сохранившийся «Москвич».
