Борька, пребывавший в заторможенном состоянии, оборотил взор. Было в нем что-то библейское.
— Ты знаешь, — сглотнул Вадим, — это нечестно. Мы тебя уже оплакали.
— Поспешили, — лаконично ответствовал Уралов.
— Согласен, — кивнул Вадим.
— Да нет, все нормально, — Борька сбросил оцепенение и улыбнулся. — Никакой мистики. Была минута, когда я со всем смирением и покорностью изготовился к смерти — дай, думаю, узнаю, что это такое. Ватага с заднего крыльца как раз выперла и давай стрелять. А у меня как назло патроны кончились, и голову поднять нельзя. А потом вторая ватага в микроавтобусе прикатила и давай шмалять по первой — тут-то под шумок я и спылил… Шатался по кустам, измазался весь — ладно, думаю, сами найдетесь. Присел я на пенек…
— И тут увидел божественный свет, — догадался Вадим.
— Борька! — запоздало дошло до Валюши. Расплылась в улыбке, растопырила руки и с разгона запрыгнула на партнера по умной игре. Повалились на землю, завертелись, заорали.
— Нет, не по плечу мне это, простой смертной женщине, — прошептала Жанна, прислоняясь к Вадиму, — женщина должна сидеть дома, плакать, штопать и готовить…
Но на этом чудеса не закончились. Дремучий кустарник простирался, по счастью, не до Якутии. Очень скоро измученные странники пробились через дебри дикой флоры и уперлись в глинистую насыпь. Взревел мотор. Квадратный «Гелендваген» устрашающе пиратского вида резво газанул и выскочил на дорогу. Попались, которые кусались! Из машины выбежали двое — рожи каменные, затылки бритые, плащи от лучших летучих мышей.
Борис по привычке вскинул пистолет. Все забыли, что он пустой.
— Не стрелять! — заорал Вадим. — Свои же!
И снова приступ — сначала молоточки в голове, потом увесистая кувалда, и наконец такое ощущение, что он свая, а над сваей усердно трудится трехтонный гидравлический молот… Территорию, куда их привезли, опоясывал внушительный забор. Такими заборами в этой стране трудно кого-либо удивить. Это страна заборов. И роскоши, которая находится за заборами (не у всех, понятно). В комнате, снабженной качественной радиоэлектронной защитой, сидели трое. Угрюмый Алик Пригорницкий — упитанный молодой мужчина со стриженым черепом, неторопливой жестикуляцией и умными глазами. Субъект в очках, украшенный короткой окладистой бородой и внушительной лобной залысиной. Последний — сам Вадим. Остальным создали комфортные условия и надежную изоляцию. Вопрос с доставкой Валюши по месту проживания последней родственницы завис в воздухе, но, в принципе, решался.
— Светлов Михаил Сергеевич, — представил Алик Пригорницкий третьего собеседника, — заместитель областного прокурора. Глубоко порядочный человек, хотя и страдает гнусной нерешительностью, которую, в зависимости от обстоятельств, именует то рассудочностью, то рассудительностью. Но, тем не менее, для своей должности — почти святой. Словом, персонаж сказочный.
Отношения у прокурора с Пригорницким, похоже, были панибратские — двусмысленные характеристики очкарика не шокировали. Он смотрел испытующе, прищурив правый глаз, вертел в пальцах тонкую пахучую сигариллу.
— А теперь всю правду, Кольцов, — приказал Пригорницкий. — И ничего, кроме правды. И будет проклят тот день, когда я влез по собственному недомыслию в твои проблемы.
За Аликом Пригорницким числился должок. И он прекрасно помнил об этом. Девяносто пятый год. Три месяца до дембеля. Зачищали село в Урус-Мартановском районе. Бродили по дворам, общались со стариками, детьми, женщинами. В принципе, вполне благодушно общались, не зверствовали. Алик в одном из дворов с девчонкой начал перемигиваться. А девчонка была хороша собой: лет семнадцати, статна, черноока, просто красавица. Взыграло либидо — она украдкой поманила его бровями — мол, пойдем в сарай уединимся. Нет бы критически рассудить — чего вдруг мусульманская девушка предложила уединиться незнакомому солдату? Нет, пошел, пустив слюни. Вадим ухмыльнулся, а потом вдруг кольнуло что-то под лопатку. Ворвался в сарай, повинуясь предчувствию. И очень даже вовремя. Небритый чеченец (в подвале отсиживался?) уже скрутил дружка и начал ему резать горло, как барану. Алик хрипел, огретый лопатой, почти не дергался. Очевидно, чеченцу потребовалось оружие… Вадим полоснул из автомата, а когда с истеричным воплем откуда-то сбоку выскочила черноокая красавица, и ей выделил пулю. А после этого еще долго во сне видел ее глаза…
И Пригорницкий, что характерно, за тот должок еще не рассчитался. Шрам на горлышке стыдливо прикрывал — то галстуком, то платочком.
Вадим был расслаблен — насколько позволяла больная голова. Глаза закрыты, пальцы ласкали подлокотники. Он говорил негромко, вдумчиво, пытаясь вспомнить все до мелочей. История звучала, как инструкция по выживанию. Он ловил себя на мысли, что едет в поезде из ниоткуда в никуда.
Финальный титр — и тишина. Глаза открывались с таким трудом, словно их склеила жвачка.
— Лучше бы я этого не слышал, — буркнул Пригорницкий и отправился к бару — за успокоительным средством. Прокурор Светлов задумчиво вертел сигариллу. Оставалось загадкой, напрягает ли его данная тема.
— Дитятя, блин, одаренная, — выразился Пригорницкий, булькая через дозатор американскую «Русскую» водку, изготовленную умельцами на улице Мира. — Кто хочет выпить, пусть подходит, — вспомнил он о приличиях, — нянек нет.
Но прокурор не шевелился — только тлеющий кончик сигариллы делал круги.
— Был такой проект у Комитета государственной безопасности, — нарушил тишину прокурор, — под названием не то «Питомник», не то «Инкубатор». Глупейшее, доложу я вам, мероприятие. Отличное оружие, согласен — крепко спаянная гипнотерапевтами группа сверходаренных подростков. Но назовите мне хоть одну мишень для поражения данным оружием. Не удивлюсь, что проект довольно быстро свернули. Пустая трата денег.
— Не в проекте дело, — поморщился Вадим. — Что-то произошло в школе. Буквально перед закрытием. Я не удивлюсь, если эта вещь вообще не имеет к школе непосредственного отношения. Так совпало. Кто-то из детей является носителем информации — это единственное, что я могу предположить. Кто является — никому не известно. Один ли это человек, трое, четверо — полный мрак. Почему закодировали, кто закодировал, при каких условиях возможна раскодировка — тайна. Отсюда и стремление определенных, вернее, неопределенных сил собрать нас воедино…
Вадим замолк: боль теснилась в голове.
— Ну что ж, — пробормотал прокурор, — рассуждаете вы здраво, Вадим, не отнять.
— В общем, вся надежда только на тебя, Сергеич, — Пригорницкий хлопнул стакан водки и не смог удержаться от подколки, — то есть никакой.
Светлов состроил недовольную гримасу.
— Может, с журналюгами пообщаться? — на всякий случай предложил Алик. На что Светлов немедленно сверкнул очками и протестующее застучал кулаком по залысине.
— Понял, — пожал плечами Пригорницкий. — Пошутить уж нельзя. А если серьезно, мужики, то информацию о человеке по фамилии Чепурной мы получим в самое ближайшее время. Есть проблема — как обтяпать это дело без лишнего шума, но ребята, думаю, справятся. Нет таких языков, которые не развязываются.
