Прокурор соорудил страдальческое лицо.
— А вот этого я не слышал, Пригорницкий. Не было меня здесь сегодня, уяснил? И вот этого господина смертника, — боязливо кивнул подбородком на погрустневшего Вадима, — я никогда не видел. Впрочем, будут улики, — прокурор поднял с пола кейс и водрузил на колени, — звоните.
Прокурор направился к выходу и у порога остановился. Решил не оборачиваться — разговаривал с дверью.
— И озаботься, Пригорницкий, чтобы каждую минуту я имел представление, где находишься ты и твои… — прокурор блеснул очками и также не удержался от подначки, — и твои друзья по несчастью.
Стояла ночь. Мерцали прохладные звезды за дымкой Млечного Пути (или это печку кто-то кочегарил?). В «секретном» доме установили неплохую защиту от внешнего мира: высокий забор, неспящая охрана, шторы, полумрак в комнате… Вадим задернул плотную материю и обнял женщину, льнущую к его брючному ремню. Обычную русскую женщину (с нерусским именем) — почти мифическое ныне существо, встречаемое ранее в русских селениях, конюшнях и на пожарах.
— Боже святый, — потрясенно пробормотала женщина, — как низко могут пасть брюки…
Это не бешенство матки, убеждал себя Вадим, это нормальное состояние здоровой незакомплексованной женщины. Его тянуло к Жанне. Она была не в его вкусе, не в его привычках и правилах, но его тянуло к ней, как кота к сметане. Особенно в темное время суток…
Они валялись в скомканной постели. После трудной «работы» было лень даже зевнуть. В минуту, когда все было абсолютно до сирени, скрипнула дверь. Тюлевые шторы за гардинами начали призрачно шевелиться.
— Действуй, временный папа, — толкнула его в бок любовница.
— Кольцов, я не помешаю? — каким-то непривычным смиренным шепотом спросила девчонка.
— Разве можно нам помешать, Валюша? — непослушным языком выговорил Вадим. — Мы всегда тебе рады.
— Свечка в нижнем ящике тумбочки, — вторила Жанна. — Проходи, Валюша, не стесняйся.
Маленькая тень медленно перешла ковер и приземлилась на краешке кровати. Девочка молчала, ей было грустно. Жанна натянула на лицо одеяло, изображая скромницу.
— Не хочешь расставаться с нами, Валюша? — догадался Вадим.
— Привыкла я к вам, Кольцов, — призналась девочка. — А этот толстый дядька, который набивается тебе в друзья, говорит, что завтра утром меня увезут в Любимовку, к бабушке.
— И несколько дней, пока не утрясется, тебя будут грозно охранять, — согласился Вадим, — а твоя бабушка будет кормить охрану пирожками с печенкой. Ты считаешь, что это мероприятие ограничивает твою свободу?
— Я не хочу никуда уезжать, Кольцов. Одиноко там.
— Мы приедем к тебе, — сказала из-под одеяла Жанна.
— Правда? — девочка вскинула глаза и посмотрела на то место, где под одеялом было лицо Жанны.
— Истинный крест, — уверила женщина. — Мы приедем к тебе все вместе: Борька, я, Вадим, привезем коробку разных вкусностей и заберем тебя в город. Погостить. Не навсегда, не обольщайся.
— Красиво врете, — восхитилась девочка. — А может, еще что-нибудь соврете? Приятно слушать.
— Она не врет, — вступился за партнершу Вадим, — устраним все проблемы, и сразу же жди гостей.
— Слово даешь?
— Да хоть зуб.
— Класс, — обрадовалась Валюша. — Одно меня смущает, Кольцов: и почему я тебе не верю?
Информация о Чепурном поступила на вторые сутки. Глава охранного предприятия «Северин» три дня назад прибыл из командировки в город Томск. Но в городе ни одна живая душа его не видела, а вот в окрестностях… Об этом, кстати, имелась хорошая возможность поговорить с ним лично — на работу Чепурной ездил неизменным маршрутом, причем солидный отрезок данного маршрута пролегал по скоростному участку Мочищенского шоссе, на котором в семь утра не такой уж плотный трафик…
Откуда у бойцов Алика Пригорницкого милицейская лента с шипами — история умалчивала. Красавец «BMW» стального окраса под музыку тормозов улетел в кювет, ленту быстренько смотали, люди в милицейской форме затолкали пассажира в облезлый фургон, а шофер отправился в глубокий нокдаун, где и отдыхал до обеда.
Беседа состоялась в цокольном этаже недостроенной и временно законсервированной ТЭЦ, где имелись просторные площади, низкий потолок и множество подручных приспособлений для продуктивной беседы — крюки, торчащая арматура, узкие вентиляционные отдушины. Стойко пахло паленой изоляцией. Присутствовали все из уцелевшего «Питомника» — кто бы им доказал, что они здесь лишние? У господина Чепурного были неплохие нервы. Мужчина в самом расцвете сил, лицо породистое, барское — его привязали к стальному крюку, но пока не подвешивали — он кривил сжатые губы и держался с достоинством. Но до первой боли. У него оказался пониженный болевой порог.
— А что ты хочешь, Илья Григорьевич, — сокрушенно вздохнул Пригорницкий, — финал закономерен. Друзья приходят и уходят, а враги накапливаются. Учти, ты будешь долго находиться в узах и темницах, покуда не начнешь говорить правду. Мы слушаем тебя.
Но правда г-на Чепурного была понятием эластичным. Он гнал откровенную пургу.
— Довольно, — поморщился Вадим.
— Вот именно, — поддержал Пригорницкий, — орально-церебральный секс называется. Мозги он нам трахает.
— Подключим двести двадцать, Александр Николаевич? — вкрадчиво предложил вежливый паренек, немного знакомый с законами Ома и Теслы.
Предложение имело свои плюсы. Ведь чем хорош переменный ток? — Нет-нет, да и долбанет.
Но Алик Пригорницкий посчитал, что есть способ лучше. Зрителей попросили перекурить в соседнем зале, а из фургона в подвал спустилась темная личность с чемоданчиком и высшим медицинским образованием. Прошло минут пять, и клиента довели до нужной кондиции.
— Проходите, — объявил Пригорницкий, — этот тип уже настроен на нужную волну.
«Пациента» отвязали от крюка, он занимал полулежачее положение между стеной и полом. Прерывисто дышал, на лбу поблескивали бисеринки пота, по губам блуждала робкая улыбка.
— Итак, октябрь 82-го года, Илья Григорьевич, — напомнил Пригорницкий, — Андропов — председатель КГБ, Брежнев еще не в Кремлевской стене…
— Я работал в ПГУ — Первом Главном Управлении КГБ СССР… — слабым голосом сообщил Чепурной, — Ведерников трудился в «Девятке» — охрана важных государственных лиц и объектов…
И опять вся эта поднадоевшая пьеса разыгрывалась не по нотам. Господина Чепурного и господина Ведерникова банально наняли — они были уверены, что в деле замешана израильская разведка — «Моссад»… Операцию «Питомник» двадцать лет назад проводил секретный отдел, формально причисленный к Седьмому Управлению, ответственному за техническое обеспечение и слежку. В недрах этого же Управления проект и был похоронен. Причиной тому явилась вовсе не глупость первоначальной идеи — Андропову задумка нравилась. Провинился некий профессор Моравский, являвшийся фактически руководителем засекреченной «школы» в глуши Томской области. Крупнейший специалист по психо— и гипнотерапии, можно сказать, светило международного уровня (ни разу, впрочем, из страны не выезжавшее) — был вынужден высиживать в тайге, являясь, по факту, директором оригинального детского садика и контролируя работу прочих «преподавателей». Но профессор был себе на уме. Хитрый профессор. Драма разыгралась после того, как в руки Моравскому попали некие секретные документы, и поступили сведения, будто эти самые документы он пытался сбагрить «Моссаду», всячески ища выход на представителей израильской разведки. Помимо профессора в деле засветился его ассистент — некто Гномов. Словом, прибыла в лес «правительственная» комиссия в составе спецназа и трех штатских.
