– Ой, вот что-что, а трепаться ты как раз любишь! Ладно, не обижайся, пошутил я. Слушай, Антон, дело у меня к тебе и впрямь есть по твоей части. Скажи, вот такую картинку тебе делать не приходилось?
Лев достал лист с изображением татуировки на ягодице погибшей девушки и протянул Крылову. Тот взял и, едва бросив взгляд, тут же помотал головой:
– Нет, не моя работа. Такую не бил.
– Уверен? Не ошибаешься?
– Лев Иваныч, если бы вас спросили – не вы расследовали дело об убийстве Кеннеди, вы бы ошиблись?
– Резонно, – усмехнулся полковник. – Просто я подумал, что у тебя, должно быть, много заказов…
– Так и у вас дел, наверное, немало было за все годы! Нет, не моя работа, – повторил Крылыч.
– Ладно, понял. Скажи, а кто мог бы такую сделать?
– Не знаю, – пожал плечами Антон. – Сейчас салонов полно.
– У меня есть подозрение, что это авторская работа. И рисунок не избитый, и, главное, вот эта надпись. Тут явно что-то личное.
– Да ничего тут личного! – махнул рукой Крылов. – И надпись обычная. Просто она готическим шрифтом набита, вот и кажется какой-то непонятной. А на самом деле тут все просто – «Я буду любить тебя вечно». Я уже такие бил. А увлечение готикой случается у многих подростков. Потом проходит само собой. Как ОРЗ. Я-то знаю, в свое время тоже переболел.
– Готикой? – удивленно поднял брови Гуров.
– В дни моей скорбной юности готика не была столь популярна. Не готикой, так андеграундом – какая разница? Все это временное, и все проходит.
– Вот как? А что же настоящее?
– Лев Иваныч, – устало проговорил Крылыч. – Это уж у каждого свое. Я вот раньше музыку сочинял и думал, что это настоящее. Водку пил, героином ширялся, и казалось мне, что живу настоящей жизнью. А потом понял, что музыка моя – тьфу, бездарщина и на фиг никому не нужна, и вообще все это – дерьмо и бездарная трата времени. А сейчас вот я занят поистине любимым делом, которое к тому же приносит радость людям. Это и есть – настоящее!
Гуров сдержал улыбку, выслушав это примитивное, но искреннее объяснение, и вернулся к своему вопросу.
– Так все же, Антон? Как ты думаешь, к кому могла бы пойти девушка, увлеченная готической субкультурой, чтобы сделать себе такую татуировку?
Крылыч неопределенно пожал плечами. Гуров бросил на него пристальный взгляд и спросил как бы между делом:
– С травкой-то как? Завязал?
Крылыч кивнул, не глядя.
– А если хорошо поискать?
– Лев Иваныч! – Крылыч отбросил черный маркер, которым выводил на листе бумаги какой-то узор. – Зачем угрожать? Разве мы с вами первый день знакомы?
– То-то и оно, что не первый. И ты знаешь, что я почем зря никого хватать не стану и тебя не подставлю. Если человек тут ни при чем, ему ничего не грозит. А вот если он в курсе, то может здорово помочь. Потому что девушку с такой вот татуировкой убили.
– Как? – помолчав, спросил Крылыч.
– Шею свернули и в воду, – жестко произнес Гуров.
– Звонил мне полгода назад один человечек… – почесав подбородок, медленно проговорил Антон. – Спрашивал, нет ли у меня эскизов лилии…
– Ну! – поторопил его Лев. – Что за человек?
– Некит его зовут.
– Никита, что ли?
– Да. Фамилию не знаю. Он на Стрелецкой сидит в подвальчике, там бьет.
– А он не говорил, для кого ему нужен такой эскиз?
– Нет, не говорил. Пацану вроде какому-то знакомому.
– Пацану? – удивился Гуров. – Не девушке?
– Он говорил – пацану. Я особо не интересовался. Сказал, что нет у меня, на том и распрощались.
– Слушай, Антон, дай-ка мне телефон этого Некита, – торопливо проговорил Гуров, доставая блокнот. – И адрес поточнее скажи!
Он щелкнул авторучкой и записал продиктованные Крыловым данные. После этого перекинулся еще несколькими фразами, пожелал удачи и творческих успехов и пошел к выходу из мастерской.
– Лев Иваныч! – окликнул его Крылыч, и сыщик, обернувшись, вопросительно посмотрел на него.
– Вы в следующий раз, если что, про травку не заговаривайте, ладно? – попросил тот.
– Антон, ты если куришь эту дрянь – кури, дело твое. Я вмешиваться не стану. Но если тебя с ней повяжут, имей в виду – отмазывать не стану. Так что лучше не попадайся!
Радуясь, что дела, худо-бедно, пошли, Гуров решил не откладывать визит к Никитосу. Пока что он вел расследование сам, оставив Крячко в отделе дальше читать сводки и гонять чаи – одним словом, заниматься самой скучной работой. Сейчас ему не требовалась никакая помощь, беседу с татуировщиком он спокойно провел бы и сам, и направился в тату-салон.
Еще сидя у Крылыча, Лев ощутил, что у него сильно болит голова, что вообще-то случалось с ним не часто. Поначалу он списал это на духоту и жару и, сидя в машине, включил кондиционер. Однако почти сразу же его стало знобить, и он, съехав к обочине, остановил машину. Руки дрожали, тело ломило. Некоторое время полковник посидел неподвижно, мысленно решая, что делать дальше. Похоже, он заболел. Непонятно, каким образом, но факт. По-хорошему, конечно, нужно было ехать домой, ложиться в постель и принимать противовирусные препараты, отложив все дела до выздоровления или хотя бы до завтра, а визит к татуировщику поручить Крячко. Но Гурову очень не хотелось этого. Не из-за того, что он не доверял Стасу, а потому что ему не хотелось выпадать из обоймы даже на сутки.
Он посидел еще немного, затем включил двигатель и медленно поехал вдоль улицы. Доехав до ближайшей аптеки, купил несколько современных препаратов, рекомендованных к применению при первых признаках простуды. Присовокупив к этому бутылку минеральной воды и упаковку витамина С, вернулся в машину, тут же развел сразу два пакетика в пластиковом стаканчике, выпил не спеша и откинулся на подголовник. Так Лев просидел минут семь.
Вскоре он почувствовал реальное облегчение: головная боль, чугунным ремнем стягивавшая виски, отступила, дрожь в руках унялась, его больше не знобило. Оставалось легкое головокружение и общая слабость, но это полковник решил перетерпеть. Он снова включил двигатель и поехал к татуировщику.
Заведение это находилось далековато от салона Крылыча. Добравшись до нужного места, Лев решил на всякий случай еще немного передохнуть на сиденье. Ему необходимо было собраться с силами, что еще оставались.
Выйдя из машины, он ощутил всю тщетность своих усилий по выздоровлению. Зной сразу же накрыл его с головой, к вечеру духота словно сгустилась и в прямом смысле давила на глаза. Переборов себя, Гуров направился к салону, хотя, увидев его, сразу убедился, что назвать это заведение тату-салоном нельзя было даже с большой натяжкой. Подвальчик Крылыча и то выглядел куда более цивильно, по крайней мере, там был сделал соответствующий ремонт и имелось подходящее оборудование. Здесь же был совсем крохотный подвал, входной дверью в который служил кусок железа толщиной в половину метра, исписанный граффити и прочими рисунками.
