Стас сверился с адресом, который дал ему Гуров, и прошел вперед. Вскоре он увидел нужный дом и двинулся к последнему подъезду. Ожидая увидеть роскошную многоэтажную студию, он был разочарован. Студия располагалась на первом этаже обычного дома и занимала две квартиры, кое-как переоборудованные в одну. Крячко нажал на кнопку домофона, но тот оказался сломанным. Взявшись за ручку, Стас увидел, что дверь открыта, и прошел внутрь. Там его ждало еще б́ольшее разочарование.
Первым делом перед взглядом Крячко предстала куча аппаратуры и проводов, среди нее суетился мужчина в возрасте, который тщательно следил за своей внешностью и всеми силами пытался выглядеть намного моложе. Однако выглядели его старания больше смешно, нежели успешно. Рваные джинсы и цветастая рубашка не то что ему не шли, а выглядели очень нелепо. Темные очки в помещении были ни к чему, но вписывались в его прикид. На голове у него была кепка «снэп-бэк» с непонятным рисунком и надписями, козырек которой смотрел назад. Сам мужчина находился в крайне нервном состоянии. Он постоянно скакал по студии с сигаретой в руке, делал на ходу несколько затяжек, затем бросал ее в пепельницу, шел в другой конец комнаты, закуривал новую, давал команду снимать. Через несколько минут вскакивал, закуривал другую сигарету и нервно ругал одного из своих подчиненных. Крячко понял, что это местный режиссер.
По всей студии были разбросаны банки от кофе и пепельницы, в каждой из которых дымились, постепенно обугливаясь, забытые мужчиной сигареты. По разным местам стояли несколько чашек с непонятными напитками и пакетики от сахара. Ни одна чашка не была полностью опустошена, в каждой оставалось больше половины напитка.
Продолжая наблюдение за всем происходящим, Крячко заметил странного мужчину, сидящего на диване в самом дальнем углу комнаты. Кроме семейных трусов в красный горошек, на нем ничего не было. На вид ему было лет пятьдесят, выглядел он довольно потрепанно и неопрятно. Всклокоченные, давно не стриженные волосы не первой свежести, желтые прокуренные зубы… При этом он держал в руке флакончик с какими-то таблетками. Крячко почти сразу стало понятно, что здесь снимается реклама, и реклама особого толка. Актер, по всей видимости, был доморощенным, скорее всего просто найденным среди жильцов этого дома, а, учитывая скудный бюджет съемок, весь гонорар его составлял не более двух бутылок водки.
Спустя мгновение режиссер крикнул:
– Начали! Я сказал, начали!
Мужчина в трусах поменялся в лице, сделал довольное выражение и заговорил:
– «Шейкер» всегда помогает мне встряхнуться, и с ним я продолжаю оставаться мужчиной до сих пор! Новое средство «Шейкер»…
– Сто-о-о-оп! – заорал режиссер. – Ну, кто так говорит? Ты что, на похоронах? Где эмоции, чувство? Ты импотенции счастливо избежал или бутылку виски разбил? Что это вообще такое?
– Да ну не знаю, вы же сказали, говорить естественно.
– Естественно, что естественно! Но не мямлить, как баран! Что это такое? «Средство «Шейкер»… – уныло прошепелявил режиссер, передразнивая актера. – Как с тобой работать?! Где драйв? Где эмоции? Ты должен заряжать своей энергией зрителя! Так заряжай! Давай сначала! Поехали! – скомандовал он.
– Средство «Шейкер» всегда помогает мне встряхнуться, и с ним я продолжаю оставаться мужчиной до сих пор! – радостно и громко отчеканил мужчина.
– Чего ты орешь? – вскрикнул режиссер.
– А сейчас что не так? – растерялся мужик.
– Чего? Ты? Орешь? – раздельно повторил режиссер. – Я сказал – эмоции, да, но это не значит, что ты должен вопить, как недорезанный поросенок! И почему ты не шевелишься? Дай волю телу! Ты должен выглядеть естественно, понимаешь? Должен больше шевелиться, больше актерского мастерства проявлять! Это же элементарные вещи, их на первом курсе проходят! Я тебе зря плачу? Вот и я думаю, что зря. Прояви фантазию, включи творческое начало! Давай еще дубль. Начали!
– Со средством «Шейкер» вы позабудете о своих проблемах… – сделав загадочное лицо, пообещал мужчина в трусах, не уточняя, каких именно.
– Стоп! – рявкнул режиссер. – Что за отсебятину ты несешь? Где это в тексте, где?
– Сами же сказали – прояви фантазию! – оправдываясь, сказал мужик.
– Фантазию, но не сочинительскую чушь! Значит, так. Все – строго по тексту! А вот в движениях побольше свободы, побольше! Что ты зажался, как на первом свидании? Раскрепостись! Давай, начали! – махнул он рукой.
Мужчина вольготно развалился на диване, потрясая флаконом.
– «Шейкер» всегда помогает мне встряхнуться! – восторженно завопил он и, словно в доказательство, резко подскочил на диване.
– Стоп! – в ту же секунду проорал режиссер. – Что ты скачешь, как обезьяна? Что за восторженный кретинизм?
Мужик не успел ответить. Испуганный резким окриком режиссера, он поспешно спланировал обратно на диван. Старая мебель, прикрытая покрывалом, не выдержала такого напора и хрястнула. Диван тут же накренился, и мужик свалился с него на пол. Покрывало упало, обнажилась сломавшаяся ножка дивана…
– Ты что творишь?! – заголосил режиссер, подскакивая к дивану и пытаясь вернуть ножку в прежнее положение, но она отвалилась окончательно и осталась у него в руках. Он несколько секунд крутил ее, потом в ярости отшвырнул и накинулся на горе-актера с новым приступом гнева: – Ты мне еще и реквизит сломал! Шиш тебе, а не гонорар, понял? Пошел вон отсюда!
При мысли о том, что он лишится того, ради чего терпел все эти адские муки с раннего утра, мужик обмер. Его совсем не грело утешение, что теряет он, по сути, копеечный гонорар. Для него это была существенная награда, и он, готовый пять минут назад разораться на режиссера в ответ и высказать все, что о нем думает, теперь смиренно опустил голову и извинился.
– Просишь прощения? – покраснел от возмущения режиссер. – Еще наглости хватает извиняться!
Крячко, в полной мере насладившийся лицезрением съемочного процесса, решил, наконец, заявить о себе и громко кашлянул. Режиссер вздрогнул, резко повернулся и крикнул:
– Что такое? Никаких посторонних в студии!
Реплика эта была тем более странной и бессмысленной, учитывая сломанный домофон и открытую дверь. Однако буквально через мгновение вся злость режиссера улетучилась. Он подошел к Крячко, скользнул по нему удивленно-заинтересованным взглядом и, подобно режиссеру Якину, восхищенно произнес:
– Боже, какой типаж!
– Чего? – не понял Крячко.
– Ты! – уверенно произнес режиссер, радостно потирая руки. – Ты нам и нужен!
– Зачем?
– Присаживайтесь, пожалуйста. – Режиссер стал сама любезность. Он лично подтащил к Крячко старую табуретку и пригласил его садиться. – Знаете, вы нам идеально подходите, – закуривая очередную сигарету и пуская дым прямо в лицо Крячко, сказал он.
– Подхожу для чего? – удивленно спросил Крячко.
