– Лучше бы ты его включил, тогда я бы не стал таким седым.
– Мне надо все обдумать. Я ничего не совершал из того, что здесь говорил тот офицер. И чем больше я размышляю, тем больше склоняюсь к мысли, что закон не может осудить невинного человека. Поэтому мне лучше самому отдать себя в руки полиции.
Он снова взглянул на труп Тэлбота, и лицо его еще больше побелело.
– Почему бы нам не смотаться отсюда? – предложил я. – Мне никогда не нравилось проводить время в компании трупа.
– Как скажете, лейтенант. – Уэс безучастно пожал плечами.
Мы поднялись по лестнице и вышли на улицу. Я осторожно закрыл дверь, и мы прошли к “хейли”.
– Я рассчитывал, по крайней мере, на три патрульные машины! – признался музыкант.
– В нашем отделе на всем экономят, – объяснил я ему.
Следующий раз Стюарт удивился, когда мы подъехали к моему дому и я провел его в свою квартиру, включил свет и пропустил в комнату. Он зашел и с любопытством стал осматриваться.
– Что это за место?
– Живу я тут, – объяснил я.
– Я думал, мы едем в полицейский участок, решил, что вы арестовали меня, лейтенант.
– Только не я. Выпить хочешь?
– Все равно ничего не понимаю, – ошарашенно уставился на меня трубач. – Зачем вы меня сюда привезли?
– Виски? – спросил я, и джазмен слабо кивнул. Я разлил виски по стаканам и подал один ему. Мы сели друг против друга. Я прошел к проигрывателю, переключил скорость на 78 оборотов и поставил гордость своей коллекции – ° диск Сиднея Бекета и Меза Мезроу “Прощальный блюз”.
С самых первых нот Уэс закрыл глаза и полностью отключился. Пришел в себя только через пять минут после конца пластинки, когда я уже допивал вторую порцию виски.
– На трубе “Папа Белоснежный”. Если мне много работать над собой," то лет через двадцать я так же смогу играть. Конечно, не так хорошо, как он, но достаточно прилично, чтобы люди останавливались, когда я играю.
– Но ты уже сейчас близок к чикагскому стилю, ведь так?
– Да нет, пока я на нейтральной полосе. Там, где и должен быть. – Трубач пару раз моргнул. – Все забываю, что сейчас мое место за решеткой!
– Вот, как раз вспомнил. Ты заявил Хэммонду, что ничего не знаешь ни о каких наркотиках, ни почему пристрелили Джонни Ландиса.
– Это истинная правда, лейтенант. Ничего, кроме правды!
– Я могу даже в это поверить. Но если это не ты торговал наркотиками, то кто же тогда?
– Да я ничего про это даже не слышал. Конечно, я знаю, что Кларенс и Куба бывают иногда под балдой. Это всегда можно заметить по их игре.
– Берут не те ноты? Джазмен мотнул головой.
– Они сразу же лучше играют, гораздо лучше. Внутри у них что-то расслабляется, и музыка так и льется прямо из души.
– Они были под газом в ночь, когда убили Джонни.
– Ландиса?
– Думаю, да. Они отлично играли весь вечер прямо до того момента, пока кто-то не убил этого парня Ландиса. Я ничего не видел и не слышал, пока он замертво не свалился у наших ног! – Музыкант неловко улыбнулся. – Когда я по-настоящему погружаюсь в музыку, то ни на что не обращаю внимания. Не замечу, даже если потолок рухнет.
– Думаю, ты говоришь правду, Уэс. Но мне ты совсем не помог, абсолютно ничем не помог.
– Простите меня, лейтенант.
– Когда полиция закрыла “Золотую подкову”, куда ты направился?
– Я пошел домой. Снимаю комнату в четырех кварталах от “Подковы”.
– И долго там был?
– Часов до десяти.
– Ну а потом?
– Зашел Куба и сказал, что Кларенс хочет поиграть и есть возможность поиграть прямо в “Подкове”. Ну я взял трубу и потопал туда. Остальное вы знаете, лейтенант. Мы играли до появления вас с другими полицейскими.
– Думаю, это правда.
– Ну что теперь, поедем в, участок? Я мотнул головой.
– Я хочу, чтобы ты мне оказал услугу, Уэс. Хочу, чтобы ты побыл пока у меня.
Он посмотрел на меня, будто я окончательно спятил, а может, так оно и было.
– Вы шутите?
– Нет, говорю на полном серьезе. Хочу, чтобы ты оставался в моей квартире. Не думаю, чтобы кому-нибудь пришла в голову мысль искать тебя здесь. И ты будешь в полной безопасности, если, конечно, не вздумаешь выходить. В холодильнике полно еды, навалом виски, масса пластинок. Как видишь, совсем неплохо.
– Конечно, это получше тюремной камеры. – Стюарт нерешительно улыбнулся. – Вы точно не шутите, лейтенант?
– Точно, точно.
– Тогда зачем вы все это для меня делаете? Вы же даже толком не знаете меня!
– Если быть абсолютно честным, Уэс, то я делаю это для себя;
– Ну хорошо, только я все равно ничего не понимаю. Тем не менее я вам благодарен, лейтенант.
– Ну и отлично. Давай еще выпьем. Мы хряпнули по порции виски, потом еще по паре. Затем я пошел спать. Лег на кровати, а Уэса положил на диван. Даже у лейтенанта Уиллера есть пределы гостеприимства.
Да уж, нелегкий выдался сегодня денек. Мне снилось, что я султан с огромным тюрбаном на голове и длинной кудрявой бородой, возлежу на подушках и рассматриваю наложниц. Среди них Аннабел Джексон, Рина Ландис и Полуночная О'Хара, на которых почти ничего нет. Они просто сидят и смотрят на меня глазами, полными желания, сам я хочу пойти рыбачить.
Как я уже говорил, это был нелегкий день. Я проснулся от того, что кто-то легонько тряс меня. Услышал звуки “Тоскливого блюза” из гостиной.
– Уже одиннадцать часов, лейтенант, – сказал голос Уэса. – Я сварил кофе и приготовил бифштекс, который лежал в морозилке – он уже почти готов.
– В каждом доме должен быть Уэсли Стюарт! – радостно завопил я.
За завтраком я прочитал утренний выпуск “Трибуны”, что совсем не улучшило моего пищеварения. Ландис сдержал свое обещание: мое имя упоминалось на первой полосе далеко не один раз. “Чудовище Уиллер” было отнюдь не самым сильным выражением. Шериф же округа и весь наш отдел выступали в роли злодеев помельче меня. Да, с такой рекламой мне придется несладко.
Когда мы кончили завтракать, я перевернул страницу “Трибуны”, и на меня глянуло лицо Уэса. Аршинный заголовок гласил: “Подозреваемый убийца все еще на свободе!"
Затем шло описание неудавшегося ареста с выводом о полнейшей неэффективности полиции, позволившей подозреваемому скрыться буквально на глазах троих вооруженных сотрудников.
– Мы оба прославились, – отметил я и по лицу Уэса понял, что тот уже все прочитал.
