— Работу нашел? — сверлю я балбеса взором расстрельной команды.
О его похождениях со взломами виртуальных цифровых паролей и вполне осязаемых стальных сейфов мне известно все, как и о двухлетнем пребывании в колонии, откуда за примерное поведение он был освобожден условно-досрочно. Но, в отличие от наивной Дарьи Семеновны, иллюзий по поводу исправления ее племянничка я не питаю.
— Давно! Устроился сисадмином в одну государственную контору.
— Ну и как? Зарплатой доволен?
— Ты же знаешь — мне много не надо: власть над миром и поесть чего-нибудь, — ржет молодой повеса и бодро затягивает заранее приготовленную песню: — Платят маловато, но жить можно; работа непыльная, коллектив нормальный, полная социалка и даже случаются премии. В общем, пашу, как вол…
Этот репертуар нам известен. Чем ленивее человек, тем больше его труд напоминает подвиг.
— Подружка-то есть?
— В каком смысле?
— В прямом.
— Сколько угодно! Хочешь, тебя познакомлю? С двумя, с тремя?… Качество гарантирую.
— Не понял. Ты сисадмин или сутенер?
— Одно другому не мешает.
— Жениться думаешь или…
— Хех! — без раздумий реагирует Юрка. — На фиг надо, Паша! Принцессы в каждой подворотне пиво хлещут, а нормальных пацанов вроде меня — раз-два и обчелся. Не-е-е, — мотает он башкой, будто отгоняет бешеных пчел. — Женщины как компьютеры — подождешь еще полгодика и поимеешь в два раза круче. К тому же у меня давний корешок есть — Базылев…
Я вскидываю на мальчишку беспокойный взгляд: неужто гомосятина?…
— …Знаешь, как он отзывается о своей теще?
Фу-ух, пронесло…
Пожимаю плечами: откуда мне знать о перлах какого-то Базылева?
— Моя теща, говорит он, малость смахивает на графа Дракулу: только клыки побольше, глаза поменьше и шерсть из ушей торчит, — громко хохочет Ткач. Потом долго смотрит вслед вихляющей задом красотке и философски замечает: — Да и вообще, Паша… рановато мне обручальное кольцо в нос вдевать.
Искоса поглядываю на ту же задницу и ловлю себя на мысли: мои убеждения относительно мужской свободы мало чем отличаются от Юркиных.
— Ладно, с бабами разбирайся сам. Ну, а что ты собираешься делать дальше?
Он удивленно замирает с поднесенным к губам бокалом. И сбивчиво лепечет:
— Мне надо… Я хотел успеть сегодня в одно место…
— Я в глобальном смысле: в следующем году, в ближайшей пятилетке?
— А-а, — откидывается тот на спинку пластикового стула, — это сложный вопрос. Намереваюсь заработать кучу денег и свалить в свободную страну с мягким субтропическим климатом…
Допиваю пиво, аккуратно ставлю пустую кружку на стол и знаком велю официанту повторить.
— А не боишься расшибить лоб из-за своих амбиций?
Он надменно скалится:
— Амбиций? Хех… Как бы объяснить, попроще?…
— Попробуй. А я уж напрягусь и постараюсь понять.
— Паша, дело в том, что твое поколение неверно толкует многие элементарные понятия.
— Мое поколение? Да ты младше меня и Андрея всего на десяток лет!
— Десять лет — это целая пропасть и достаточный срок для формирования колоссальной разницы во взглядах, — снисходительно замечает гений криминала. — Взять хотя бы такой пример: вы считаете слово «амбициозный» — негативным, ругательным. А здоровые амбиции — позитивное явление. Да и не только в языке дело. Тут и психология, и менталитет, и быстротечность трансформации нашего общества…
Он такой умный и начитанный, что порой тянет засветить в ухо. Но я не могу: общественность не поймет и внутренний голос осудит. Приходится сдерживаться.
— Знаешь, любезный, слово «гей» придумали обыкновенные пидарасы. Поэтому давай-ка по-простому, по-русски…
Мы заказываем еще пару кружек и лениво спорим. Я что-то говорю о неизменности духовных ценностей. Юрка доказывает необходимость их корректировать и все чаще посматривает на часы…
Допив пиво, прощаемся.
Пожимаю его узкую влажноватую ладонь и спрашиваю в упор:
— Ты ничего не забыл?
Молодой человек опять теряется, будто его застают за мастурбацией в общественном сортире.
— Нет… не знаю…
— А ты подумай. Включи свою феноменальную память.
Глазки беспокойно бегают, пальцы судорожно теребят кнопки мобильника…
И вдруг вспышка озарения.
— Как я мог забыть! — закатывает он глаза к синему небу. — Послезавтра же Андрюхина годовщина!..
— Вот-вот. Надо бы встретиться более основательно и вспомнить Андрея.
— Спасибо, что напомнил, Паша! Я все организую. И тетка будет довольна, и Серафима…
Хм… Иногда в глазах этого сорванца мелькает что-то человеческое.
Возвращаясь домой, несколько раз ловлю себя на одной и той же мысли: кажется, неугомонный Юрка затеял очередную авантюру.
Глава четвертая
Россия, Саратов
Наше время
К назначенному часу я приехал в Заводской район и стою перед дверью в квартирку своего армейского друга. Открывает Юрка; во взгляде смесь надменности и сарказма. Но сейчас не тот случай — он сдержанно кивает и приглашает войти.
В прихожей появляется Серафима — красивая статная брюнетка лет двадцати восьми, так и не успевшая стать законной женой Андрея. Тетя Даша прибежала с кухни на полминутки — обняла, расцеловала, всплакнула и снова отправилась к плите. Юрка подталкивает ко мне хрупкую, как апрельская сосулька, девушку. Коротко постриженные черные волосы, приятная смешливая мордашка с голубоватыми глазами, джинсовая юбчонка длиной «покуда мама разрешает», стройные босые ножки с ровным волжским загаром. Такое впечатление, будто из одежды на ней только юбочка да тонкая просвечивающая футболка. А вместо нижнего белья — заколка в волосах и ярко накрашенные губы. Типичная представительница «поколения Pepsi».
— Знакомься. Это моя новая блондинка.
Забыв о вечных Юркиных приколах, пытаюсь отыскать хотя бы одну прядь светлых волос на голове девушки. Тщетно. Темна, как украинская ночь.
— Она по содержанию блондинка, а не по форме, — подсказывает Ткач.
Посчитав знакомство состоявшимся, делаю шаг в сторону Серафимы: хочу расспросить ее о жизни, о новостях. Гражданскую жену Андрюхи я все-таки знаю давненько, а Юркин переменный состав меня интересует мало. Однако молоденькая «блондинка» взвешивает мою крупную фигуру уважительным взглядом и бодро протягивает руку.
— Я Ирэн. Юрец много о тебе рассказывал. И о старшем брате тоже.
