Утром приехал представитель арендодателя. То есть владельца здания…
Если честно… вот то, что говорят: Украина и Россия братские народы, почти одинаковые… фигня все это. Фи-гня. Отвечаю. Возможно, когда-то мы были одинаковые, но сейчас мы совершенно разные.
В России, как и в большинстве крупных и развитых государств мира, и государство, и общество – «мужское». Это значит: пацан сказал – пацан сделал. Интересы намного важнее, чем отношения, логика важнее чувств, а данное слово надо выполнять, даже если тебе это не выгодно. Украина – это типичная женщина, здесь общество женское, и даже многие мужчины ведут себя как женщины, сами того не осознавая. Это значит, что данное слово ничего не значит, и даже конкретные договоренности приходится подкреплять силой. Взять хотя бы бывшего губернатора местного, одного из крупнейших олигархов Украины и его знаменитую на всю Украину фразу: долги отдают только слабаки. В России так жить нельзя, в России – замочат. Или, по крайней мере, перестанут иметь с тобой какие-либо дела, а долги продадут… да тем же чеченским коллекторам. Раз кинул, два – потом попал. А тут можно. Более того, тут можно так жить годами и не просто жить – процветать. До сих пор вспоминают разговор сего почтенного мужа с не менее почтенным мужем, но волею обстоятельств сбежавшим в Россию. Беня, ты мне семьдесят лямов должен. Сережа, а если посмотреть на это с другой стороны, может, это ты мне семьдесят лямов должен? В России после таких слов начинается разборка – в суде или за его пределами. Тут ничего, прокатило и прокатывает.
Вместо логики здесь чувства и символы. В Евросоюз хотят… потому что хотят, это похоже на поведение женщины, увидевшей в магазине красивое платье или красивые туфли, она не думает, а если не дать ей того, что она хочет, устроит скандал и будет еще неделями пилить. И Ленинопад был, памятники Ленину валили, в России это воспринимается как свидетельство одичания: памятник-то кому нужен, он же памятник. А тут памятник – не просто памятник. Поэтому многие украинцы, кстати, недоумевают, почему мы не восстанавливаем памятники, а мы недоумеваем, а зачем их восстанавливать?
Мы так и не поняли, что Украина – типичная женщина. Истеричная, нуждающаяся во внимании, с комплексами. И поведение Украины последнего времени – это поведение женщины, которую бросил муж и которая к этому была совершенно не готова. И начала мстить типично по-женски, рвать фотографии и стричь ножницами оставшиеся в шкафу мужские рубашки. И все это было бы даже мило, если бы не тысячи трупов на Донбассе, если бы не сожженные города и запытанные до смерти люди в подвалах местной чрезвычайки. В конце концов, мы сделали то, что должен был сделать настоящий мужик в такой ситуации, – взяли загулявшую супругу за шкирку, отволокли домой, накормили и заставили выполнять супружеские обязанности… да с фантазией. Вот только чувства… вряд ли остались. И это заметно.
Отвлекаюсь.
Короче говоря, представитель арендодателя осмотрел все это, поохал, поахал и заявил, что придется все это восстанавливать. Мне. Я, слегка офигев, показал пункт договора, где говорилось совершенно обратное – я не первый день все-таки на опасной территории работаю и знаю, что к чему и что почем. В ответ представитель арендодателя начал откровенно «съезжать с темы», выдвигая очень убедительные аргументы типа «подожгли же вас, а мы должны страдать?» и «это стандартная деловая практика». Но раз стандартная деловая практика, зачем такой договор подписываешь, мудило? В конечном итоге на меня смотрела вся страна, можно сказать, и я дожимал до конца. Закончили на том, что я пообещал ему лично в руки и налом пятьсот долларов, если все будет отремонтировано в течение недели начиная с этого дня. Достал пятьсот долларов, порвал их и половинки вручил представителю арендодателя, после чего отправил восвояси. На том и порешили – на Украине вообще многое решается именно так.
За всем за этим наблюдала часть моего персонала, и я должен был показать, что их босс при необходимости решит любую проблему. Что я и сделал, заслужив уважение и доверие… Оно именно так и заслуживается. Зашел в офис, заткнул дыру в окне, прикрикнул, мол, что уши рассвинячили, после чего начали оперативку. Благо свет не вырубило и бухгалтерская программа работала, позволяя видеть продажи и остатки.
Так мы отработали день, я съездил в магазин и купил что-то вроде самоклеющейся пленки и решил проблему с дырой в окне почти что полностью. А вечером зазвонил телефон, когда я уже собирался уходить и проверял, на месте ли пистолет.
Узнал голос деда Николы.
– Ты нужен. Срочно.
На связь я вышел через Скайп, купив чистый стартовый комплект и подержанный смартфон, наверное, ворованный. И то и другое я буду использовать только один раз.
– Что произошло? – не тратя зря время, спросил я.
– Та пуля, которую ты передал на экспертизу? Откуда она?
Пуля…
Пулю я передал на экспертизу через Хохла. Ту самую, которую из потолка выковырял. Дело в том, что большинство оперативников разведки не имеют чисто полицейского опыта и понятия не имеют, что такое следствие по делу. Я такой опыт имел, потому что юридическое образование получал именно в школе милиции. И потому я пулю выковырял и переслал на экспертизу как улику.
– Ночью было нападение на мой офис, – сказал я, – бросили пару бутылок, когда я попытался посмотреть, что на улице, обстреляли. Одна из пуль ушла в потолок, застряла в утеплителе. Я ее выковырял.
…
– Неплохо сохранилась.
– Неплохо, – сказал Матвеичев, – экспертиза установила идентичность этой пули с теми, которые использовались одним из майдановских снайперов во время известных тебе событий. Тождественность полная.
Вот так-так…
События 20 февраля 2014 года – одна из наиболее темных и страшных страниц в современной истории бывшей Украины. По сути, именно с них началось захлестнувшее страну насилие, и именно они легализовали применение насилия к другим людям. Мол, раз этим можно, то нам, патриотам, тем более…
Когда мы зашли в Киев, была организована специальная оперативно-следственная группа для расследования этих событий, в нее, помимо русских, вошли несколько честных украинских следователей и прокуроров, тех самых, которые вопреки оказывавшемуся на них давлению сумели скрыть часть улик и материалов по делу от уничтожения. Было проведено несколько баллистических экспертиз, одна из них показала, что одной из точек работы снайперов была гостиница «Украина», причем позиция снайперов там была не одна – их было две с разных сторон гостиницы. Одна – в сторону Жовтневого Палаца и другая – в сторону Нацбанка. Сама гостиница к тому моменту полностью контролировалась самообороной Майдана и Правым сектором, что почти снимало с властей обвинения в стрельбе по собственным гражданам.
Удалось установить, что спецгруппы, занимавшие позиции в районе правительственных зданий, получили приказ открывать огонь утром этого дня, но только в случае, если майдановцы пойдут на штурм. Удалось установить, что специально выделенные сотрудники «Беркута» действительно открывали огонь, но целились или по ногам, или в землю рядом с майданящими – в землю, потому что от асфальта был бы рикошет. Удалось установить, что было две волны жертв – первая утром, примерно до одиннадцати по местному, – тринадцать погибших, более шестидесяти раненых. Вторая волна началась примерно полдвенадцатого по местному времени. Стрельба продолжалась как минимум до семнадцати тридцати – именно на этот момент зафиксирован последний вызов «Скорой» и на эту волну приходится более шестидесяти только убитых. Удалось установить также, что погибшие во второй волне убиты в основном пулями калибра пять и пятьдесят шесть, которые не стоят на снабжении «Беркута» и любых иных украинских полицейских подразделений, но зато это самый популярный и распространенный калибр у гражданских стрелков. Часть убитых, но меньшая часть, была убита пулями калибра 7,62*39, но один из следователей охранил изъятую гильзу, найденную у гостиницы Украина. Экспертиза указала на ствол, из которого она была стреляна, – «СКС». Самозарядный карабин Симонова, давно устаревший и используемый для спортивной и охотничьей стрельбы. Но с глушителем, которые тут зовут ПСУЗВ, и оптическим прицелом – для отстрела в городе самое то.
