— Прогуливаетесь после обеда? — спрашивает Лёша, меряя презрительным взглядом Николая с начищенных до блеска ботинок до самой макушки.
— Да, извини, мы спешим на работу, — продолжаю стоять каменным изваянием.
— Я заметил. Не дурак.
— Прости, — наконец, прихожу в себя и поворачиваюсь к Николаю. — Я вас не представила. Это Лёша — мой молодой человек. Тот самый.
Голос мой звучит неестественно, будто его записали и теперь воспроизводят на некачественном магнитофоне.
— Та самая, — Николай улыбается. Я тоже не могу сдержаться и рассыпаюсь смехом.
— Извини, Лёша, — хочу объяснить, но продолжаю истерично смеяться вместе с Николаем, — это рабочая шутка…
Лешино лицо становится красным, кулаки сжимаются так, что костяшки белеют. Прежде, чем успеваю что-нибудь сообразить, он хватает Николая за лацканы пальто и шепчет: «А ты, франт, перестань увиливать за моей девушкой! Понял?!» Николай белеет, но молчит и лишь отодвигает свое лицо от Лёшиного.
— Прекрати! — кричу я и хватаю Лёшу за куртку. — Отпусти его! Что ты вытворяешь?
— Ничего, — Алексей останавливается и тщательно разглаживает лацканы пальто Николая. — Я всегда считаю, что лучше заранее полюбовно договориться, чем после дела морды друг другу бить. Извини, дорогая, что тебе пришлось присутствовать при нашей мужской беседе.
Лёша наигранно дружелюбно смотрит то на меня, то на Николая.
— Нам нужно спешить на работу, — повторяю, желая только одного — побыстрее убраться отсюда. — Дома поговорим, — добавляю я разочарованно.
— До встречи, дорогая, — он отвечает голосом маньяка, заигрывающего со своими жертвами. Мне становится по-настоящему страшно. Начинается казаться, что я его совсем не знаю.
Мы расходимся в разные стороны.
— Прости, Николай! — забираю у него пальто. — Он последнее время сам не свой. После того, как мы договорились, что пока хожу на курсы по тайм-менеджменту, он будет дом в чистоте содержать, так он будто с цепи сорвался. Агрессивный, недовольный, все время ссоримся. Извини, наверное, мне не нужно было это говорить, но раз уж он тебя в это ввязал…
— Ничего, я его понимаю. Ему есть, за кого бороться, — отвечает он, и от этих слов мне хочется бежать еще быстрее — теперь от Николая.
Вторую половину дня все, кроме меня, ударно работают. У меня в голове настоящее торнадо. В тот момент, когда Лёша вдруг допустил наличие мало-мальски возможной связи между мною и Николаем, у меня будто лава вырвалась из недр и те железные колья, на которых держались наши отношения, вдруг расплавились в огне и исчезли. Если он больше не верит мне, то какой смысл в наших отношениях? Именно с этого вопроса то, что казалось мне раньше совершенно нереальным, то, что могло произойти с кем угодно, но только не со мной, вдруг стало казаться мне вполне возможным. Как торнадо, о котором никто не объявлял. Я закрыла окна, двери, забралась в подвал — по всем правилам, как надо, как объявляют в американских фильмах, но всё тщетно. Торнадо уже в моей голове. Мысли кружатся, подхватываются вихрями других, по пути выворачивая другие с корнями, и летят дальше, разрушая все на своем пути. Куда меня несет? Не могу даже итоги за неделю подвести: сколько дел рассмотрели и сколько сделок одобрили. Цифры прыгают, как бешеные. Закрываю глаза, чтобы расслабиться, и вижу какие-то круги: красные, розовые, черные, а потом вода и лопающиеся пузырьки. Вот тебе и кружок по вышиванию крестиком. Вот тебе и чечетка. Вот тебе и «добавь эмоций».
* * *
Мы молча собираем вещи, одеваемся, выходим из банка.
— Подвезти тебя? — спрашивает он, открывая передо мной двери красной Хонды.
— Разве ты не едешь на степ? — отвечаю.
— А ты?
— Не знаю, — застываю у двери и действительно не знаю, что делать.
— Тогда садись. Поедем туда, не знаю куда.
Повинуюсь. Он заводит мотор. Мы выезжаем через Малый Каменный мост, дальше — на Тверскую. Двустороннее многополосное движение, исполинские здания и сооружения, банки, аптеки, большие магазины и крошечные бутики. По главной транспортной артерии Москвы двадцать четыре часа в сутки несутся машины. Как мои мысли. Только здесь все прямо и ровно, разлиновано и упорядочено, а у меня сплошные катаклизмы. То светофор сломается, то кто-нибудь сзади подбежит и за лацканы схватит.
— Непростая неделька выдалась, — говорю я.
— Согласен, — отвечает Николай. — Хотя… для меня — напротив. Получил новую работу, успешно закончил первое дело, с начальницей повезло.
— Ты действительно так считаешь?
— Конечно. Ее друг не выбил мне зубы, а всего лишь вежливо предупредил. Грех на жизнь жаловаться, я считаю!
Я вздыхаю и улыбаюсь. Машина останавливается у светофора и слышно только мерное бульканье мотора.
— Знаешь, — говорит он, — раньше я всегда предпочитал работать один. Наговоришься за день с клиентами, а потом закроешься в кабинете и молчишь. И тогда секунды сливаются в минуты, минуты — в часы, часы превращаются в поток…
— Который несет тебя в неизвестность, — договариваю я.
— Да… Туда, не знаю куда. И все же несмотря на эту неизвестность, ты приходишь, куда нужно! Ты тоже знаешь это чувство? — он смотрит на меня глазами семилетнего мальчишки, нашедшего под новогодней елкой подарок, о котором мечтал.
— Конечно! Я тоже любила раньше оставаться одна.
— А теперь я, болван, тебе мешаю? — Николай легонько бьет себя по голове.
— Нет, не мешаешь, — отвечаю. — Я чувствую, что ты наслаждаешься тишиной не меньше меня. Я чувствую…
Я снова чувствую… Качаю головой и прячу ее в ладони.
— Приехали, — говорит он.
— Куда?
— Туда, не знаю куда.
Мы выходим из машины и идем по темной улочке до двухэтажного дома с вывеской «Школа танцев». На входе — низкие потолки, но внутри места достаточно. В зале шумно и душно. Люди выходят, заходят из других помещений (видимо, комнат для переодевания), кто-то одевается прямо у стульев. Одно занятие, видимо, только что закончилось, а другое вот-вот начнется. Много мужчин и женщин. Все — в кожаной обуви. Некоторые из них пристукивают каблуками об пол. Николай показывает мне на место около стены, сам куда-то исчезает. Появляется он, когда руководитель курса по имени Сергей уже стоит на небольшой сцене и просит всех занять исходные позиции. Девушки в юбках и ребята в легких штанах встают в ряды на расстоянии вытянутой руки друг от друга. Николай кладет передо мной коробку.
— Надеюсь, они тебе подойдут. У тебя ведь тридцать восьмой?
— Да, — шепчу я.
Он мне обувь купил? Николай встает в последний ряд и, улыбаясь, оглядывается на меня. Я качаю головой. Я не могу. Я не умею!
— Кросс-позиция! — кричит Сергей со сцены и поворачивается к нам спиной.
