Ягода и Агранов собирали досье на ведущих деятелей партии, где сосредоточивались сведения об их дореволюционных делах, связях, друзьях, линии поведения в партийных конфликтах, отношениях с женщинами. Здесь преуспел Ягода. Агранов больше интересовался писателями, театральными деятелями, учеными.
Когда допрашивали весьма известных людей политики, литературы, искусства, науки, то их показания о тех или иных известных лицах потом из протоколов допросов сводились в особую картотеку секретно-политического отдела, придуманную Аграновым. Это была своеобразная база данных, состоящая из досье на разных людей. Если кто-то из них попадал в поле зрения НКВД, то первым делом поднимали эти досье. Возможно, они и стали «собранием сочинений» Агранова и покоятся в его тайниках.
НКВД обладало информацией о поведении секретарей обкомов и республиканских партийных ЦК. Их стремление к неограниченной власти, к роскоши становилось известно в Центральном комитете и лично Сталину. Это совпадало со сталинской установкой — очистить партию от «старых» кадров.
Именно тогда областные управления получили указание за подписью Агранова о проверке по линии НКВД всех лиц, выдвигаемых на партийную работу. Конечно, за всем этим стоял ЦК партии, сам Сталин, но уж очень точно вписывалось это указание в систему наблюдения за партийной, советской, профсоюзной, комсомольской «номенклатурой».
Прошли годы. Бывший начальник управления КГБ по Свердловской области Корнилов вспоминал: «Когда на бюро обкома кого-либо утверждали в партийной должности, Ельцин, тогда первый секретарь обкома, всегда спрашивал: «Товарищ Корнилов, вы смотрели личное дело этого кандидата?» — «Нет, к нам не обращались». Ельцин сразу же предлагал вопрос об утверждении отложить, пока не будет заключения управления КГБ по данной кандидатуре».
В послесталинские времена ЦК партии, кроме такой проверки, уходящей корнями в аграновскую систему сыска, наложил жесткие ограничения на действия органов безопасности в отношении партийных кадров. Председатель КГБ издавал приказ, запрещающий «разработку» сотрудников партийных аппаратов и секретарей партийных комитетов.
Сыск в обществе
Агранов был уверен, что в стране, раздираемой противостоянием власти и некоторых социальных групп, в стране, где происходят мощнейшие политико-экономические сдвиги, необходимо постоянно знать настроение людей. Знать его среди рабочих и крестьян, интеллигенции и служащих, на заводах и фабриках, в колхозах и институтах, на рынках и в магазинах, в театрах и на улицах. Однажды он сказал на совещании: «Одно мнение — мнение, десять мнений — политическое настроение, наше или контрреволюционное. И мы это настроение должны знать, иначе мы не служба».
Агранов считал, что есть два метода познания настроений — агентурный и «включенного» наблюдения. Агентурный — значит в каждой организации «свой» человек, «агент», а то и не один. Тогда информация перепроверяется. Он требовал умной и постоянной работы с каждым агентом. Но он же боготворил и принцип массовости. Часто повторял: «Агентура должна быть массовой». Но там, где вал, — там меньше информации, больше слухов, искажений, откровенных доносов. Он это понимал, и все равно «массовый агент» был для него священен. А «включенное» наблюдение, по его разумению, предполагало, что сотрудники НКВД сами должны вращаться в кругах, представляющих интерес: наблюдать, заводить знакомства, «входить в душу». Аграновская находка. Вспомним, как он пристрастно посещал литературно-театральные, богемные салоны.
На этих методах он воспитывал своих людей и создавал аппарат выяснения настроений и контроля за умами. Возглавив в марте 1931 года секретно-политический отдел НКВД, Агранов по своему разумению тотчас принялся за реорганизацию его. Правда, согласовав с вышестоящим начальником. Получилось просто и довольно эффектно. Всего четыре отделения. Первое занималось антисоветскими настроениями среди членов ВКП(б) и розыском приверженцев Троцкого. Объектами второго были бывшие члены политических и националистических партий (кадеты, меньшевики, эсеры, мусаватисты, дашнаки). Третье работало с религиозными деятелями, руководителями многочисленных сект, с бывшими чиновниками разных дореволюционных правительств, с бывшими чинами армии, полиции и жандармерии, с бывшими помещиками, фабрикантами, купцами, предпринимателями, нэпманами. А четвертое «наблюдало» интеллигенцию и молодежь. Было и пятое, информационное, питавшееся и от своей сети и от родственных отделений. Но о нем разговор особый.
Когда Агранов стал во главе секретно-политического отдела, он сразу же поставил вопрос об объединении с информационным отделом. Последний стал частью нового подразделения и превратился в мощную систему сбора политической и социально-экономической информации во всех слоях общества. В нем же накапливались и ждали своего часа сведения о партийных вождях, деятелях промышленности, сельского хозяйства, науки и культуры. Сегодняшние историки поражаются уникальности обзоров политического и экономического состояния советского общества в конце 20-х — начале 30-х годов, родившихся под пером аналитиков аграновского отдела. Обзоры составлялись на основе систематических агентурных сводок с мест, содержали огромный фактический материал, представляли широкую панораму социальной, политической и экономической жизни страны «по всему социальному срезу»30. Продукцией Агранова пользовались ЦК партии, наркоматы и даже Госплан.
Свое знаменитое письмо «Головокружение от успехов» о перегибах в коллективизации Сталин писал, озабоченный информацией ОГПУ. Столь впечатляюще убедительной она была, что подвигла вождя изъясниться с народом и партией стилем переживательным, строгим, публицистичным, но и аналитическим. А информация ОГПУ редактировалась Аграновым.
Когда в январе 1935 года отменили карточки и в стране началась свободная продажа хлеба, сотрудники НКВД совершали рейды по магазинам, проверяли ассортимент, цены, время торговли, качество хлеба, наличие очередей, собирали информацию о настроении населения. Рапорты с мест шли в Москву, в наркомат внутренних дел, оттуда — Сталину и Молотову. В первые дни свободной продажи хлеба сводки НКВД были чуть ли не почасовые. Они шли под грифом «совершенно секретно» с пометкой «хлеб, доложить немедленно». Штамп «доложено» говорил о том, что Сталин имел полную картину о ходе кампании в регионах, высказываниях людей в очередях, фамилиях работников торговли и хлебозаводов, виновных в плохом качестве хлеба, повышении цен, позднем открытии магазинов, рецидивах карточного распределения. Информация была детальной, вплоть до того какой сорт хлеба отсутствовал в магазине №5 Первомайского района или был ли хлеб черствым в магазине №32 Ленинского района31.
Агентурный метод получения информации о настроениях в обществе в 30-40-е годы в условиях сталинского тоталитаризма не только принимался в расчет для социально-политических и экономических решений, но и был положен в основу большинства политических процессов — от шахтинского дела в 1928 году до дела врачей в 1951 году. За репрессиями, социально-экономическими и политическими событиями тех лет стояли свои информаторы и их организаторы, действующие по схеме Агранова.
