– У вас симпатичные солдаты, добрый и спокойный народ. Я на своих прогулках много наблюдал за ними. Но ваш пьяный солдат – это ужас…
И комендант, знавший больше этого профессора, чистосердечно признался: «Подвыпивший русский солдат почти так же плох, как трезвый немецкий».
Рисковые слова по тем временам. Но они вышли из-под пера хорошего писателя Эммануила Казакевича в его романе 1958 года «Дом на площади». Уравнять пьяного русского солдата с трезвым немецким, с гитлеровским – на это надо было решиться. Но Казакевич знал, что писал. К концу войны он был офицером разведотдела одной из армий и видел, что творилось в Германии.
У профессора Евгения Плимака, в те годы служившего в разведотделе 1-й гвардейской танковой армии, свои свидетельства: «В Померании… в нашу комнату, где в полном составе расположился разведотдел, ввели какую-то бледную немецкую женщину… я беру инициативу на себя и вывожу… женщину в соседнюю комнату, спрашивую: „Was ist los?“ („Что случилось?“) Мне, девятнадцатилетнему юнцу, не знавшему ни одной женщины, сорокалетняя немка говорит: „Ein Mann, zwai Manner… Aber so viel!..“ („Один мужчина, двое мужчин… Но столько! Это невозможно!“). Я смотрю изнасилованной немке в глаза, соображаю, говорю: „Спрячьтесь где-нибудь на два-три дня. Затем прибудет в город комендант“»
[41]
.
Предотвратить насилие не удалось, но его все же сдержали. Сдержал приказ Сталина, подписанный 19 января 1945 года и требовавший не допускать грубого отношения к местному населению. Командующие фронтами ужесточили требование Верховного командующего.
Приказ маршала Рокоссовского, командовавшего 2-м Белорусским фронтом, предписывал расстреливать на месте мародеров и насильников. Приказ Военного Совета 1-го Белорусского фронта номер ВС/0143 от 1 марта 1945 года требовал суровых наказаний для пьяниц и дебоширов. Это о них строки приказа: «Все населенные пункты вдоль дорог на немецкой территории забиты машинами, повозками и военнослужащими, как проходящими, так и посланными из частей специально для барохольства. Офицеры и рядовые, бросив свои машины и подводы на улицах и во дворах, бродят по складам и квартирам в поисках барахла»
[42]
.
Армию действительно надо было приводить в чувство. Множились случаи мародерства, пьяных дебошей, варварского насилия над женщинами. Чашу переполнило дикое убийство командира танковой бригады, Героя Советского Союза, который попытался привести в чувство пьяных танкистов, глотавших водку на броне «тридцатьчетверки», стоявшей на обочине автострады. Генерал был в танкистском комбинезоне без знаков отличия, и его начальственный окрик стоил ему жизни. Пьяный башенный стрелок послал его подальше, сопроводив мат выстрелом из трофейного «парабеллума».
Военные прокуроры, выполняя приказы Верховного главнокомандующего и командующих фронтами, в январе – марте 1945 года возбудили уголовные дела против 4118 офицеров за пьяные дебоши, кражи, насилие над мирным населением. Все они были осуждены. А по указанию Сталина устроили еще и несколько показательных судебных процессов с вынесением смертных приговоров обвиняемым. Сурово карали прежде всего офицеров, возлагая на них ответственность за творящийся армейский беспредел. Но и рядовых наказывали отнюдь не мягко, и число их было в сотни раз больше.
Тогда, весной 1945-го, армию удержали, с трудом, но удержали в границах дисциплины и повиновения. Документы – безмолвные свидетели.
Из донесения начальника политического отдела 8-й гвардейской армии, гвардии генерал-майора М. Скосырева от 25.04.45 г.:
«В последние дни резко уменьшилось количество случаев барахольства, изнасилования женщин и других аморальных явлений со стороны военнослужащих. Регистрируется по 2–3 случая в каждом населенном пункте, в то время как раньше количество случаев аморальных явлений было намного больше».
Из доклада начальника политуправления 1-го Белорусского фронта, генерал-лейтенанта С. Галаджева от 31.05.45 г.:
«Надо прямо сказать, что в частях фронта есть такие люди, которые никак не могут смириться с изменением отношения к немцам. Это в первую очередь те люди, семьи которых сильно пострадали от зверств немцев и имеют к ним личные счета мести. Особо распространены настроения, выражающие недовольство тем, что для немецкого населения установлены высокие нормы снабжения… Немцы в Берлине сейчас получают хлеба и других продуктов больше, нежели некоторые семьи военнослужащих в Советском Союзе».
Из донесения члена Военного Совета 1-го Украинского фронта генерал-лейтенанта К. Крайнюкова от 04.04.45 г.:
«Немцы высказывают удовлетворение установленным для них режимом. Так, пастор города Заган Эрнст Шлихен заявил: „Мероприятия, проводимые советским командованием, расцениваются немецким населением как справедливые, вытекающие из военных условий. Но отдельные случаи произвола, особенно факты изнасилования женщин, держат немцев в напряжении“.»
Черчилль выразил Сталину свои опасения случаями изнасилований европейских женщин советскими солдатами и офицерами. Сталин в присущим ему стиле заметил: «Конечно, в шестимиллионной армии, освобождающей Европу от Гитлера, не все ангелы. А чертей мы наказываем».
Следом за приказом Сталина о недопустимости насилия над немецким населением, через два месяца в «Правде» появилась статья начальника Управления пропаганды и агитации ЦК партии Александрова под названием «Товарищ Эренбург упрощает». Написанная по прямому указанию Сталина, статья предупреждала мастера науки ненависти о том, что пора перестроиться, что нельзя всех немцев считать преступниками и врагами.
Александров в основном обращался к памфлету Эренбурга «Хватит!», опубликованному в «Красной звезде» 11 апреля 1945 года. Все тот же знакомый, «сталинградский» эренбургский стиль: «Германии нет: есть колоссальная шайка, которая разбегается, когда речь заходит об ответственности. Капитулируют генералы и фрицы, бургомистры и помощники бургомистров, капитулируют полки и роты, города, улицы, квартиры. А в других ротах, в соседних домах или квартирах бандиты еще упираются, прикрываясь именем Германии».
И Александров указывает Эренбургу: советский читатель не может согласится с изображением Германии как единой «колоссальной шайки», не может согласится с утверждением писателя, что немцы все одинаковы и все они в одинаковой мере будут отвечать за преступления гитлеровцев. Красная Армия не ставит своей целью истребить немецкий народ.
Публичный выговор Эренбургу в меньшей мере был устроен для него. В конце концов его мог остудить и главный редактор «Красной звезды». Этот выговор публицисту скорее стал предупреждением для армии и обращением к ее англо-американским союзникам, к самим немцам. Статьей Александрова Сталин недвусмысленно дал понять, что осуждает политику сплошной ненависти к немецкому народу.
Все было так. И в то же время член Военного Совета 1-го Белорусского фронта генерал Константин Телегин в докладе московскому начальству отмечает: «В настоящий момент в связи с переходом войск фронта на мирное положение, наибольшую опасность представляет общение военнослужащих с немецким населением. В мирных условиях это общение будет значительно шире, чем во время войны. Есть опасность, что наши люди будут сживаться с немцами, что в этой обстановке у военнослужащих может выветриться чувство ненависти к немецким поработителям»
[43]
.
