Она была выставлена в окружном Доме офицеров, где ее и уничтожили неизвестные мне лица. Какое-то время назад я решил повторить ее, сделав новый вариант.
В судьбе И. Глазунова было много эпизодов, когда он чувствовал, что существует как бы две реальности: одна – та, которую переживал и которую открывал для себя, и вторая – та, которая была иллюзорной, лживой, фальшивой. Одна из таких иллюзий была развеяна в пору далекой молодости, когда начинающий художник поехал на строительство Куйбышевской ГЭС.
Если тебя пришьют, мы не отвечаем
– День близился к концу. Я вышел на берег Волги, увидел горящие в тумане цыганские костры и на том берегу две огромные горы – место строящегося котлована будущей ГЭС. Огромные, гигантские буквы «МИРУ – МИР, СЛАВА ВЕЛИКОМУ СТАЛИНУ» сверкали. Я переехал на пароме и попросил довезти меня до котлована. Мы проехали не более полукилометра, когда на фоне красного зарева заката я увидел огромные клубы пыли и едва различимые в пыли колонны людей. Лаяли собаки. «Что это такое?» – спросил я шофера. – «Как что? Строители будущего». – «Так они же идут под конвоем?» Шофер посмотрел на меня с изумлением и сказал: «Ты откуда свалился?» – «Из Ленинграда». – «Оно и видно. И я, между прочим, зек, только вожу машину», – сказал он. Я спросил: «А что это значит – „зек“?» – «Ну, заключенный, срок волоку». Мы поравнялись с колонной. Люди шли нога в ногу, шествие казалось нескончаемым. Злые овчарки рвались на поводках. А через несколько минут мой новый знакомый сказал: «Вот и приехали. Ведь тебя интересует котлован». Передо мной была вышка, колючая проволока ограждала лагерь. Я вынул свою нехитрую палитру и сделал первый набросок. То, что нарисовал, я видел только в кинофильмах про войну, про концлагеря.
Побрел назад, приблизился к пирсу, увидел черную, как тушь, быструю Волгу, дождался парома, переехал на другую сторону. Недоумение и смятение охватили меня. Уставший, я мгновенно заснул. Проснулся от грубого прикосновения чьей-то руки: «А ну вставай!» Открыв глаза, увидел человека в военной форме. «Что вам надо?» – «Одевайся и следуй за мной!» Сели в газик. «Куда мы едем?» – спросил я. – «Сейчас узнаешь». Меня встретил полковник с усталыми и равнодушными глазами: «Ты что здесь делаешь?» – «Где здесь?» – «А на великой стройке». – «Меня послали от института имени Репина Академии художеств СССР. Я студент и собираю материал для картины о великой стройке коммунизма – Куйбышевской ГЭС». – «А зачем ты рисовал вышку? Без нашего разрешения ты не имел права этого делать!» – «Без чьего разрешения?» – «Без разрешения охраны». – «Но я нарисовал то, что видел. А художники здесь были и до меня». – «И каждый из них давал подписку, что не будет рисовать вышки. За нарушение – тюрьма. Ты понял?! Тюрьма. Здесь вот делегация недавно была, – вдруг перешел он на доверительный тон. – Так мы за одну ночь все вышки сняли, заключенных заперли. В бараках работали только вольнонаемные. Выхода у тебя нет, давай подписку, что ты не будешь рисовать неположенного». – «Но я должен рисовать то, что вижу, ведь я художник. Что же мне делать?» – «А это твое дело, что ты будешь рисовать. Можешь подобру-поздорову уехать. А пока распишись».
Он смотрел на меня, как бы сожалея. Я стоял в растерянности, уставившись на стаканчик с множеством цветных карандашей. «Как много у вас цветных карандашей!» – вырвалось у меня. Полковник улыбнулся и сказал: Художник от слова «худо». Расписавшись, я спросил: «А как же все-таки попасть на котлован?» – «Вот неугомонный»! – воскликнул полковник. – Пиши: «Прошу допустить до осмотра котлована, не буду иметь никаких претензий к руководству строительства».
– А что это значит?
– А это значит то, что если тебя там пришьют, то мы ответственности нести не будем.
– А почему вы думаете, что меня пришьют?
– А-а-а, они между собой такую поножовщину разводят, что кина не надо. Короче говоря, бывай здоров, и я тебе не завидую, если ты нарушишь расписку. Мы шутить не любим.
В ателье Пикассо висела картина юного художника из России
– Как, по-вашему, кто самый крупный художник современности?
– Сложный вопрос, все мои любимые художники давно умерли. Цезарь говорил сенату: «Назовите второго на звание консула… И из самых достойных вторых выберите первого». Талантливых, интересных художников много, а из моих современников самый интересный, мне думается, Сальвадор Дали, хотя, честно говоря, многие его картины для меня – шарады без ответа. Запомнились его слова: «Моя живопись отличается от живописи сумасшедшего тем, что я не сумасшедший».
– Вы встречались с Дали?
– Я должен был с ним встретиться в Париже в 1968 году, но помешала забастовка студентов, тогда у многих спутались планы.
– А с Пикассо? Мне говорили, что в его ателье висела репродукция с одной из ранних ваших работ – «Сумерки».
– Увы, к сожалению, я не видел живого Пикассо.
– Вы посещали выставку Марка Шагала в Москве или вам она была неинтересна?
– Ну почему неинтересна? Шагал – великий еврейский художник XX века со своей сложной судьбой.
Вспоминаю свою встречу с дочерью Шагала Идой, ей понравились мои работы, и она рекомендовала галерее Ламбер в Париже организовать мою выставку.
– Ваши дети идут по стопам отца, вы ими довольны?
– Я не наталкивал своих детей на то, чтобы они непременно стали художниками. Они сами выбрали свою стезю.
– Вы верите в Бога?
– Человек отличается от животного тем, что во что-то верит. Советские люди очень долго и упорно верили в коммунизм. А для многих нынешних граждан главное – деньги, доллар.
Хотите, отвечу словами Достоевского: «Кто не православный, тот не русский», а я глубоко русский художник и человек.
– В свое время вас обвинили в поддержке и чуть ли не в создании общества «Память»…
– История такова: Пьер Карден пригласил меня в Париж с выставкой моих работ. Еженедельник «Иллюстрирте» назвал меня тогда врагом перестройки и обвинил в том, что я основал и финансирую общество «Память». Мне пришлось подать в суд на этот печатный орган, ибо утверждение «Иллюстрирте» – злонамеренная клевета. Процесс завершился в мою пользу.
– Вам небезразлично, что о вас пишут противоположные по взглядам органы печати: коммунистические, фашистские, бульварные, развлекательные?
– Я доволен тем, что мой скромный труд не оставляет равнодушным никого. Для художника это очень важно. Я ведь не говорю, что на концерты, допустим, Улановой или Рихтера ходили правые и левые, русские и французы, бедные и богатые. Я считаю положительным явлением, что искусство привлекает людей, объединяет их. Важно другое: какова цель у журналистов, пишущих обо мне. Скомпрометировать или попытаться разобраться в моем творчестве, оболгать или найти в моих работах позитив.
Предки Глазунова из рода королевы Любуши
– Как-то в своей почте (было это много лет назад) я обнаружил письмо, прочитал его и обомлел: в нем сообщалось, что «Глазунов – потомок римского императора Карла Великого».
