О Марине
У моей сестры Марины хорошо сказано о том, что есть такие стихи, которые меньше, чем искусство, но они и больше одновременно. При этом она цитирует стихи одной малограмотной монахини:
Что бы в жизни
ни ждало вас, дети,
В жизни много
есть горя и зла:
Есть страдания
жгучего сети
И раскаянья
жгучего мгла,
Есть тоска
невозможных желаний
И тяжелый
безрадостный труд,
И расплата годами
Страданий
За десяток
Счастливых минут.
Где судьба бы вам
жить ни велела:
В блеске света иль
в сельской глуши,
Расточайте без счета и смело
Все сокровища вашей души.
Следующие две строки я запамятовала, а концевые такие:
Человечество
вечно богато
Лишь порукой
добра круговой.
Марина и говорит: «Как стихи – это ниже искусства, но это выше, чем может дать нам искусство». Почему она так сказала? Потому что в Марине, как и во мне, религиозное начало было сильнее всего.
Кстати, я подготовила к печати книгу ее статей об искусстве. Я написала предисловие к книге. Мне было очень трудно писать. Если я просто талантливый человек, которых кругом, как собак нерезаных, то Марина, конечно, была гением. В книге такие глубины, такие высоты, что ее статьи надо перечитывать и перечитывать. Настоящий блеск мысли.
1987
Глава 33. Анна Черненко: «я заплакала, когда муж стал генсеком»
В России наблюдается настоящая мода на «эпоху застоя», особенно возрос интерес к ее вождям. В первую очередь, конечно, к Леониду Ильичу Брежневу. Константину Устиновичу Черненко уделяется внимания гораздо меньше, что отчасти и понятно – он скончался, продержавшись на посту генерального секретаря всего один год и двадцать пять дней. Тем интереснее было пообщаться с его вдовой Анной Дмитриевной.
– Анна Дмитриевна, как вы познакомились со своим будущим мужем?
– Я работала тогда в парткоме Наркомата заготовок. В августе 1944 года нас отправили в районы и области страны. Перед отъездом провел совещание сам товарищ Маленков. И вот в этой поездке, а именно в Сергачском районе Горьковской области, я и познакомилась с приехавшим туда Константином Устиновичем. Между нами завязалась дружба, и, когда мы вернулись в Москву, встречи наши продолжились. Ходили в театры, в кино, на концерты в зал Чайковского. Мне тогда был 31 год, а Константин Устинович на два года меня старше. Вскоре мы поженились.
– Вы первая жена Черненко?
– Нет, от другого брака у него была дочь – Лидия Константиновна. Я подружилась с ней, и наше общение, и взаимная поддержка продолжаются до сих пор.
– Я слышал, что генсек Черненко был «тишайшим», добрым человеком…
– Да, он был исключительно добрым. Мне запомнился случай, когда к Константину Устиновичу обратилась чета наших известных кинодеятелей – Белохвостикова и Наумов – с просьбой помочь с квартирой. У них случилось несчастье, кто-то в их квартире погиб, и они хотели переехать на новое место. Наташа переживала тяжелейший стресс. Они обращались в самые разные инстанции, но никто не шел им навстречу. Они обратились к Константину Устиновичу, и он им, конечно, помог. У него черта была такая – если он мог, то помогал, без всякой волокиты.
– Константин Устинович был амбициозным человеком?
– Ну, что вы! Какие амбиции?! Ведь все ступеньки служебной лестницы он прошел шаг за шагом. Пионер, комсомолец, заведующий отделом райкома партии. Ушел в армию, в пограничные войска, где его избрали парторгом заставы. Вернулся – и опять на партийную работу. Так дошел до секретаря Красноярского обкома партии. Мне после его смерти было больно и обидно, когда я читала в прессе, что, дескать, Черненко «сделал» Брежнев. Да, одно время они вместе работали в ЦК партии в Молдавии, а позже именно Леонид Ильич порекомендовал Константина Устиновича в отдел пропаганды ЦК. Но это не фаворитизм, а нормальные рабочие отношения. Когда Леонид Ильич был генсеком, он звонил Константину Устиновичу даже в часы отдыха домой. Давал ему поручения, советовался.
– А семьями вы общались?
– В праздники Брежнев любил собирать в одну компанию своих ближайших помощников. Тогда там бывали Андропов, Устинов, другие члены политбюро. Это были короткие праздничные встречи, на час-полтора. А дальше мы разъезжались по домам и продолжали праздник.
– Говорят, что у Черненко были не очень хорошие отношения с Андроповым?
– Мне кажется, что Андропов относился к нему с каким-то недоверием. И близости у них, действительно, не было. Встречались они лишь по необходимости, когда Брежнев приглашал соратников на дачу по праздникам. Но когда Юрий Владимирович умер, Костя, по-моему, очень сильно переживал. Конечно, Андропов умный человек и руководитель высокого класса. Константин Устинович относился к нему очень уважительно, а Андропов к Черненко – настороженно.
– Каково было его отношение к Михаилу Горбачеву?
– Константин Устинович видел недостатки Горбачева, скоропалительность, непродуманность в решении вопросов. И он относился к нему сдержанно. Да, помогал, наблюдал за ним, но чувствовал в Горбачеве гонор. Тот выслушает, но сделает по-своему, поэтому близких отношений между ними не возникло. Я была очень расстроена, когда после смерти Андропова Константина Устиновича избрали генеральным секретарем. Я перепугалась, и когда муж пришел домой, сказала ему: «Что же ты наделал, как ты мог согласиться на это?!» Ведь были и другие кандидатуры – Гришин, Романов… Но больше всех рвался на этот пост Горбачев. А Константин Устинович считал, что Горбачеву еще рановато.
– Он об этом прямо говорил Михаилу Сергеевичу?
– Да, он прямо так ему и сказал: «Рановато». Дескать, молод еще. В общем, я расплакалась, когда Черненко стал генсеком.
– А почему же так надо было переживать?!
– Поймите меня правильно, для его здоровья это было тяжеловато. Хотя он говорил о том, что есть у нас молодые силы, которые потом могут стать во главе, но к ним надо присмотреться. Он часто болел воспалением легких, когда выезжал в командировки. То поломка машины, то еще что-то в пути, и он здорово промерзал. Да о своем здоровье он вообще не думал! Такая борьба шла кругом. На работу уходил с температурой. «Куда же ты идешь, ты же болен!» – останавливала я мужа. – «Я не могу не пойти, людям же встречу назначил». Константин Устинович работал по 14–18 часов в сутки.
О его назначении на пост я узнала по радио. Мы ничего не отмечали, ведь радоваться было неприлично: страна хоронила Андропова.
– Я беседую с вами, Анна Дмитриевна, в бывшей квартире генсека. А где вы жили раньше? Как Черненко относился к бытовым неудобствам?
