– Материально вам помогает? Ведь вы живете на пенсию.
– Три года назад я упала, сломала шейку бедра, стала лежачей. Он оплачивает сиделку (вернувшись в Москву, Солженицын выплачивал своей бывшей жене по 3000 долларов в год. – Ф. М.).
– Когда Солженицын сидел в лагере, вы его поддерживали?
– Из своей зарплаты преподавателя я посылала пятьсот рублей каждый месяц. Тогда это было сложно, я боялась, что меня вышвырнут из института, поэтому деньги я посылала своим родственникам в Ростов, а они уже отправляли ему продуктовые посылки.
Вообще мы долго жили на мою доцентскую зарплату. Только в 1969 году, когда он стал получать западные гонорары за книги, он сказал: «Я разрешаю тебе уйти с работы». Я ушла из института, в котором проработала много-много лет и вкладывала в работу всю свою душу. Ушла и стала писать мемуары. Точнее, вести дневник его трудов и жизни. Однажды Саня попросил меня дать ему дневник на прочтение. Читал-читал, потом через балкон зовет меня: «Иди на расправу». Пришла, а он: «Я от тебя такого не ожидал». Был восхищен. Ну вот, а дальше… А дальше – в том же году у Светловой начал расти животик. Я была беременна мемуарами, а его любовница – будущим их первенцем, Ермолаем. Мы же 27 апреля 70-го года отметили 25-летие совместной жизни. «Выпьем за то, чтобы до гроба быть вместе», – поднял Саня свой бокал. Вот так…
– Какие чувства вы испытываете сегодня к Наталье Светловой: ненависть, зависть, безразличие?
– Сейчас я спокойна, а тогда, конечно же, видеть ее не хотела. Разлучница. Все дело в ребенке. Он очень хотел ребенка. У меня же после операции рака матки не могло быть детей.
– Это правда, что после операции врачи заявили Солженицыну, что он не сможет иметь детей?
– Да, это так. После той операции я круглые сутки сидела возле него… «Нам дети не нужны, у нас другое предназначение…», – все повторял он. Но жизнь, как видите, распорядилась иначе – мое предназначение, как оказалось, быть всегда с Солженицыным, а вот детей Бог ему дал.
– Почему вы целых три года не давали мужу развода? Биографы считают, это его озлобило.
– Я была уверена, что, если я не дам развода, я буду его женой всегда. Мне было обидно – со мной он стал известным писателем, Нобелевским лауреатом, я отдала ему всю жизнь, а тут другая женщина… Кстати, могу заметить, что у Солженицына всегда были поклонницы, он видный, интересный мужчина. (Есть свидетельства, что после того как Решетовская узнала о присуждении бывшему мужу Нобелевской премии, она написала завещание и приняла убийственную дозу мединала. Муж вызвал врача, тот ввел в кровь глюкозу, и несчастную отвезли в больницу, где она проспала трое суток. Наталью Алексеевну спасло то, что она запила таблетки холодной водой, а не горячей. – Ф. М.)
– Вы сильный человек…
– Да, представьте, столько перенести болезней, второй рак переживаю. Но, если честно, устала от операций, вот еще и шейку бедра сломала. В Пасху, 30 апреля, три года назад засмотрелась на пасхальную передачу и уснула. Телевизор разбудил меня противным сигналом, я вскочила, чтобы выключить, и упала.
– А кто сильнее – вы или Александр Исаевич?
– Нет, я хоть и храбрюсь, но сравнивать себя с ним не смею.
– Правильно то, что Александр Исаевич отказался принять из рук Ельцина орден Андрея Первозванного?
– По-моему, нет… Впрочем, мне сейчас уже труднее стало судить о тех или иных вещах. Ведь все надо взвешивать, анализировать. Раньше у меня была чистая голова, какое-то обостренное мышление. Сейчас некоторые вещи как в тумане.
– А надо ли было Солженицыну возвращаться в Россию?
– Нет! Но это был бы уже не он, если бы не вернулся.
– Сохранилась ли ваша переписка и где хранятся письма? Ведь это письма великого человека.
– Во время войны Саня письма нумеровал, сохранилось более двухсот. Некоторые я использовала в своих книгах, их у меня шесть. Десять лет назад я передала их в архивы Москвы и Ленинграда, Пушкинский дом мне кое-что даже заплатил. А Москва – нет. Тогда-то у меня деньги были, все-таки от Солженицына я получала доллары. Дело не в деньгах, все кругом шаталось, а мне важно было сохранить его письма для потомков. А конспирации мы учились одновременно.
– Вы сходились с мужем характерами?
– Да, очень сходились. Даже трудно сказать, в чем мы расходились.
– А как, по-вашему, когда он стал известным писателем, общественным деятелем, – изменился?
– Да, когда начали широко печатать, стал меняться. И по отношению ко мне, и вообще…
– Значит, правда, что слава портит любого человека?
– Думаю, что да. Во всяком случае, я по отношению к нему не менялась, а он стал другим.
– Когда он все же один-единственный раз вам позвонил, чтобы поздравить с днем рождения, как выдержало ваше сердце такую эмоциональную нагрузку?
– А я только и смогла произнести: «Боже мой!» Голос у него не изменился, такой же быстрый, молодой. Но когда я иногда в свой монокуляр вижу его крупное лицо по телевизору, я твержу: «Нет, это уже не мой Саня».
Мне показалось, что Наталья Алексеевна устала, речь ее становилась все медленнее… И хотя она готова была еще продолжать разговор, я стал прощаться.
– Вы просмотрите наше интервью перед публикацией? – спросил я собеседницу. Ответа я уже не услышал. Решетовская заснула. Я уверен, что в эту ночь ей приснился навечно любимый человек. Саня, Александр Исаевич Солженицын. Великий писатель XX века. Ее муж, ее гордость, ее боль, вся ее жизнь.
2002
Глава 36. Екатерина Васильева: горькая исповедь
Если честно, я не предполагал, что мои разговор с народной артисткой РСФСР Екатериной Васильевой будет столь неожиданным, даже шокирующим. Шел на назначенную встречу в Дом кино с неким предубеждением, и вопросы, которые пришли мне в голову, касались в основном светской биографии и творчества популярной актрисы. «Что ж, – думал я, – молва хоть и твердит, что Васильева на какое-то время уединялась в монастыре, но потом ведь вновь стала появляться на сцене. Временное увлечение, вызванное разочарованием, или, наоборот, какой-то пресыщенностью, – такое бывает».
И мне вспомнилась талантливая, яркая игра Васильевой и в Театре имени Ермоловой, и в «Современнике», и во МХАТе, и в знаковых спектаклях «Валентин и Валентина», «Чайка», «Дядюшкин сон», «Господа Головлевы»… Ее роли в кинофильмах «Бумбараш», «Обыкновенное чудо», «Визит дамы», «Двадцать дней без войны» и во многих других, запомнившихся именно характерной игрой самобытной артистки. Я даже не знал, заговаривать ли с Екатериной Сергеевной, ныне казначеем храма Софии Премудрости Божией в Средних Садовниках, на необычную и непростую тему ее отношений с Богом. Вдруг обидится? Ведь это вторжение постороннего в личную и деликатную сферу.
