В те нелегкие моменты, когда жизнь с Фирюбиным дала трещину, именно подруге из Франции Фурцева рассказывала о своих семейных и личных проблемах. Уже после смерти Екатерины Алексеевны художница сделала ее прекрасный мозаичный портрет для надгробия, но Светлане он почему-то не понравился. Надя была очень расстроена. Сейчас этот портрет находится в библиотеке имени Фурцевой.
В архиве Фурцевой много писем незаурядных людей, сумевших понять ее благородство, ум, преданность советской культуре. В них виден и характер пишущих, их духовный мир, и уважительное к ней отношение. Внучка Екатерины Алексеевны Марина показывала мне эти письма, а некоторые разрешила использовать в книге.
«6/ХII 1970 г. Париж
Дорогая, многоуважаемая, родная Екатерина Алексеевна!
Поздравляю Вас с большим праздником Октябрьской революции, желаю Вам, главное, здоровья и силы, чтобы Вы еще много лет вели Вашу грандиозную продуктивную работу в мире культуры и искусства, на славу нашей Советской родины и на славу партии коммунистической. Искусство СССР завоевывает первое место в мире. Ваша работа, Ваше понимание работников искусства исключительное, Вы даете силу и желание победить все препятствия. Наша работа очень сложная, мы сами себя часто не понимаем, а Вы должны всех нас понять и ободрить, и Вы умеете это делать. Творчество каждого работника искусства должно быть индивидуальное и одновременно коллективное. Культура и искусство должны помогать нам жить и строить новый мир, и мне хочется Вам в этом помочь. Поэтому в честь 100-летия Ленина я приношу в дар Министерству культуры СССР следующие портреты моей работы, выполненные в технике равеновской мозаики: 20 разных портретов В.И. Ленина, 4 портрета Крупской, 3 портрета — Торез, 1 — Маяковский, 1 — Л.Толстой, 1 — Зоя Космодемьянская, 1 — Чайковский, 1 — Гагарин, 1 — Комаров, 1 — Репин, 1 — Пикассо, 1 — Леже, 1 — Шагал, 1 — Малевич, 1 — Майя Плисецкая..
В трудные моменты надо подбадривать друг друга… Мы должны бороться против всех столетий в живописи и одновременно изучать все художественные открытия прошлых эпох. Мы должны все изучить в области искусства, чтобы найти наш собственный, свойственный нам художественный язык, мы должны найти нашу новую школу, собственный почерк новой замечательной эпохи. Это самая главная задача современного художника-коммуниста. Дело ведь не в теме, тем у нас сколько угодно, но вот как выполнить эти наши замечательные темы? Этот вопрос должен быть самый главный у художника-коммуниста. Процесс творчества очень сложный, не все понимают художника, но тот, кто хочет действительно понять, тот может. Мы, художники, люди обыкновенные, такие, как все другие, и можно нас понять, как можно понять всякого рода искусство и науку. Любить — одно дело, а понимать другое. Процесс «искания» в искусстве свойственен каждому художнику, а чтобы увидеть результаты его «исканий» в нашу «переходную» эпоху, и художнику надо иметь много терпения, и обществу. Дать новому коммунистическому обществу новую культуру не так-то легко и просто, по «заказу» создать невозможно и нельзя требовать, чтобы вот «сегодня» были написаны картины на темы социалистического общества, я думаю, это не так-то просто. Для сотворения культуры буржуазного общества потребовались столетия, а ведь нет еще коммунистического общества, я думаю, что тело ему нельзя запрячь впереди лошади. Но я верю, что родится живопись новой коммунистической эры. Шествие коммунизма неодолимо и шествие социалистического реализма тоже неодолимо, но для этого требуется много времени, много терпения. Нам, художникам, надо верить… Дорогая Екатерина Алексеевна, надеюсь, что Вы мне верите, как я Вам верю и понимаю все Ваши затруднения.
Надя Леже».
— Сегодня это письмо своим идеологическим наполнением, коммунистическим пафосом кажется странным. Рассуждения о коммунистическом искусстве во многом устарели, молодым поколениям воспринимать их трудно. Но, с другой стороны, всегда важно во что-то верить, что-то ценить, чем-то восторгаться. И тут я понимаю ярую коммунистку Надю Леже.
Анна Сорина, вдова талантливого русского художника Савелия Сорина, умершего в Париже (с ней Фурцеву познакомила Надя Леже), писала:
«Дорогая Екатерина Алексеевна!
Простите, что я Вам все пишу письма, я никогда не бываю с Вами наедине, а мне так хочется Вам сказать, что я Вас полюбила. Но не за то, что Вы занимаете высокое положение. Я ведь одна на свете, хотя у меня и есть сестра, но у нее другие интересы и своя семья, а Вы стали близки моей душе. Мне от Вас ничего не нужно. Все, что хотел мой муж, и все, что я хотела сделать, благодаря Вам уже почти выполнено. Если сбудется выставка и будет успех, Вы не пожалеете о том, что приняли наш дар родине. Это все, о чем я думаю и мечтаю. Все остальное, как бы мне ни было трудно, я перенесу. А дальше мне все равно.
Только об одном я Вас прошу, знайте, что я Вам дала свое сердце, что я безудержно честная и верная, и что Вы всегда можете на меня рассчитывать. Я счастлива, что встретила Вас, хотя и в конце моей жизни.
Спасибо Вам за Ваше дружеское отношение ко мне.
Целую Вас.
Аня».
Фурцева тепло отнеслась к Анне Степановне Сориной и к творчеству ее мужа. Благодаря Екатерине Алексеевне в Москве была организована выставка признанного на Западе, но не очень известного у нас художника, а также выполнена его последняя воля — работы русского живописца переданы на родину.
Как «такое» пропустила цензура?
Из воспоминаний Ирины Скобцевой:
«Впервые я встретилась с Фурцевой накануне 1961 года. Никита Сергеевич Хрущев устраивал в Кремле встречу Нового года, куда была приглашена интеллигенция, представители руководства союзных республик, столичная элита. Мы появились вместе с Сергеем Бондарчуком, который начинал в то время работу над «Войной и миром».
Екатерина Алексеевна стояла в центре зала, подошла, поздоровалась и начала знакомить с присутствующими. Меня удивило то, что, представляя гостей, она прекрасно помнила не только имена и отчества окружающих, но и кто чем занимается, хотя гостей было не меньше 50 человек. И это была не просто холодная чиновничья память, чувствовалось подлинно доброжелательное отношение к людям…
Для Сергея Федоровича это было особое время: фильм «Судьба человека» получил главный приз Московского международного кинофестиваля в 1959 году и Ленинскую премию в 1960 году. Фильм шел по всему миру с ошеломляющим успехом, например, в Париже нас выводили через черный ход, чтобы мы могли тихо уехать в свою гостиницу.
К работе над «Войной и миром» Сергей Федорович приступил в августе 1962 года. История появления киноэпопеи непроста, и в первую очередь следует отдать должное… военным. В то время состоялась мировая премьера «Войны и мира» американского режиссера Кинга Уоллеса Видора, где блеснули прекрасная Одри Хепберн, Генри Форда, Витторио Гасман. Фильм поражал своим размахом.
Военные посмотрели фильм и заявили: «Американцы сняли нашу классику — 1812 год, причем достаточно уважительно это сделали. А почему бы и нам не сделать то же самое? Если что-то надо, мы всегда поможем». Они написали письмо в Министерство культуры с просьбой рассмотреть заявку. И тут же режиссером предложили Сергея Федоровича. Это было для него, как гром среди ясного неба.
