Хочу сказать, да это и известно, что образ Лили Юрьевны Брик запечатлен в произведениях многих поэтов и ей было приятно, что Вознесенский тоже посвятил ей стихи.
Из бесед с Василием Васильевичем Катаняном. 1986–1990
Белорусская интеллигенция благодарна Вознесенскому за Шагала
… Уж коль я заговорил о великом художнике Шагале, замечу, что белорусская интеллигенция благодарна Андрею Вознесенскому, напечатавшему свой очерк о нем в «Огоньке» и в этом порыве опередившему любого из нас.
Из интервью с Василем Быковым. Москва, май 1987
Поэта перестали печатать
При Хрущеве Вознесенский попал в немилость. В такую же немилость попали тогда кинорежиссер Марлен Хуциев, скульптор Эрнст Неизвестный, некоторые другие. Несправедливый гнев руководителя партии – и поэта перестали печатать, художника выставлять.
Из интервью с Сергеем Михалковым. Москва, март 1988
Он был слишком левым для «нового мира»
…«Новый мир» был силен прозой, деревенщиками, «Иваном Денисовичем», а поскольку поэзию курировал сам Твардовский, он старался не открывать особо новых имен.
Был очень ревнивым. Маршак для него был высшим авторитетом. Уже здесь, за границей, я пролистал том воспоминаний о нем. И увидел, что самыми авторитетными писателями для него были Исаковский, Маршак и Фадеев. Маршак – критерий интеллигенции, потому что он признал его «Страну Муравию», «Василия Теркина». В «Новом мире» мало тогда печатались Евтушенко, Вознесенский, Ахмадулина: они были для него слишком левыми.
Из интервью с Андреем Синявским. Париж, 1988
Его стихи размножались Нью-Йоркским самиздатом
… Очень приятно, что меня знают в России. И я благодарен Андрею Вознесенскому, опубликовавшему свои стихи обо мне. Я, кстати, тоже посвятил ему одну из своих песен. Еще с юношеских лет я отношусь к Вознесенскому с большим пиететом. Так вот эти стихи об Андрее, вы не поверите, размножались нью-йоркским самиздатом.
Из интервью с Вилли Токаревым в день его приезда из эмиграции в гостинице «Будапешт». Москва, 1988
Тот же Вознесенский…
– Никаких споров до одурения в Штатах нет. Даже близко. Все размеренно, дистиллировано… Кстати, у американских русских тоже потихоньку падает интерес к родному, засасывают местные проблемы. К тому же, как правило, туда приезжают практически одни и те же люди, тот же Вознесенский и компания… Советские газеты уверяют вас, что на людей из Москвы собираются полные залы, все сидят, раскрыв рты. Ничего подобного, никому это не нужно.
Из интервью с Сашей Соколовым. Москва, август 1989
Я прекрасно к нему расположен
Я был у вас четыре раза. Встречался с Евтушенко. Был с женой у Андрея Вознесенского. Я прекрасно к нему расположен и даже прощаю ему, что он часто при мне говорил по телефону. Причем и в Переделкино, и здесь, в Нью-Йорке… Я соболезновал ему, когда скончался его отец, я помню это.
Из интервью с Куртом Воннегутом. США, Саутхемптон. Июль 1989
Ко мне заглядывали Вознесенский, Евтушенко и… Шолохов…
У меня дома целая библиотечка книг с автографами гостей из России. Однажды к нам пришел Михаил Шолохов. Бывая в США, заходит Евгений Евтушенко, он одним из первых начал нас посещать. Заглядывают Юлиан Семенов и Андрей Вознесенский. Не скажу, что Вознесенский показался мне заядлым книжником, но я увидел в нем безусловного интеллектуала, который интересовался не только изданиями советских поэтов за рубежом, но и книгами американских классиков, которых тогда не печатали в СССР.
Из беседы с Анатолием Забавским, управляющим магазином русской книги. Нью-Йорк, август 1989
Жалею, что Вознесенский теперь бывает у меня реже
У меня бывал Виктор Конецкий, он из Ленинграда. Очень дружила с Виктором Некрасовым, я его очень любила. Раньше заходил, теперь реже бывает Андрей Вознесенский, и я об этом сожалею.
Из интервью с известной французской писательницей русского происхождения Натали Саррот. Париж, декабрь 1989
Поэта не пустили в Лондон
… В 1980 году меня пригласили на Олимпийские игры поэзии. Они проходили в Лондоне. Из многих стран мира прилетели поэты. Я не представлял Советский Союз, но меня пригласили, поскольку ни Евтушенко, ни Вознесенского не пустили в Лондон.
Из интервью с Эдуардом Лимоновым. Париж, ноябрь 1989
Он был борцом с вещизмом
У Андрея Вознесенского есть стихотворение «Вещи зловещи», где он описывает ужас вещизма западной цивилизации. По существу, это стихотворение повторяет основополагающие лозунги революции 60-х годов, бегство от цивилизации, хиппи, борьбу против вещизма. Правда, очень забавно, что мальчики, боровшиеся против вещизма, породили целый рынок новых вещей: цепи, штаны, парики, то есть они как бы породили грандиозный рынок антивещизма. Когда видишь этих мальчиков и девочек вместе, они производят впечатление армии или дивизии полицейских. Это забавно.
Из интервью с Эрнстом Неизвестным. Москва, февраль 1991
Мы были молодыми и любили друг друга…
– Татьяна Евгеньевна, помню когда-то ходили слухи о вашем романе с поэтом Андреем Вознесенским, ведь он и стихи вам посвятил…
– Мы были молодыми и любили друг друга чисто символически, встречались, читали стихи, говорили о Маяковском, Лиле Брик, о Майе Плисецкой, просто общались. Ведь Андрюша очень хороший, отзывчивый, общительный человек. И, вот, кстати, удивительная вещь: до сих пор люблю и перечитываю стихи Цветаевой, но на сцене читать их не решаюсь. А Вознесенского – не боюсь…
… Недавно режиссер и оператор Артур Зариковский закончил картину о женщинах России, во многом она обо мне: дом, в котором я жила, семья, сын, о том, что я есть сегодня. Лента документально-художественная, она и об одной девочке, которая совсем потерялась в жизни, разлюбила свою собственную маму. И я говорю ей, что мать надо любить, ведь мать у нас одна… В ленте я читаю стихи, «Монолог Мерилин Монро» Андрея Вознесенского…»
Из интервью с Татьяной Самойловой. Февраль 1997
Звезды светили всем – Андрею, Захарову, театру и мне…
– Давайте, Николай Петрович, поговорим о ленкомовских авторах, без которых театр не имел бы такой оглушительной славы.
– Пожалуйста, хотите знать, например, как появилась на сцене Ленкома «Юнона и Авось» Андрея Вознесенского? Как-то на гастролях в Таллине я столкнулся с поэтом и его женой Зоей Богуславской. Зоя мне и шепнула: «Коленька, Андрей для вас пишет пьесу». Я, конечно, затрепетал. Спасибо, ну, и пошел дальше. А потом, когда он принес пьесу о пронзительной любви Кончиты, и все это происходит в Америке, на Аляске, я был счастлив.
– Удача, счастливый случай?
– Знаете, все как бы сошлось. Звезды светили. Всем, не только мне, – Андрею, Захарову, театру. Какие сказочные есть в «Юноне…» слова, строфы: «Он мечтал закусить удила, свесть Америку и Россию. Авантюра не удалась. За попытку спасибо». Класс! Один мой знакомый спрашивает: «Безнадежные карие вишни» – что имел в виду поэт в этой абракадабре?» Что я могу ему сказать? Я восхищен этим образом. А как великолепна, сумасшедша в «Юноне» и «Авось» музыка Андрея Рыбникова! Вообще в пьесе, а точнее, в рок-поэме Вознесенского наш режиссер Марк Анатольевич, человек огромного дарования, превзошел сам себя…
