– А как его звали, вашего папу?
– Эд Брубек. У меня его фамилия: Аоифе Брубек.
– А это, случайно, не тот самый Эд Брубек? Который писал для журнала «Spyglass»?
– Да, это он, – сказала Холли Сайкс. – А вы читали его репортажи?
– Мы даже были знакомы! Когда это было? Году в 2002-м, в Вашингтоне. Зять моей бывшей жены состоял в списке кандидатов на премию Шихан-Дауэр. В тот год награда досталась Эду, а у меня там как раз была встреча с читателями, и вечером мы с ним случайно оказались за одним столом.
– А о чем вы с папой разговаривали? – спросила Аоифе.
– Да о сотне вещей! О его работе. Об 11 сентября. О страхе. О политике. О детской коляске в коридоре писательской квартиры. Он, помнится, сказал, что у него в Лондоне есть четырехлетняя дочка. – Аофе улыбнулась всем своим округлым лицом. – У меня один персонаж как раз был журналистом, и Эд разрешил мне задавать сколько угодно вопросов. Мы и после этого еще какое-то время изредка переписывались по электронной почте. Когда я услышал эту новость, о Сирии… – Я выдохнул. – Мои страшно запоздалые соболезнования вам обеим. Даже если они уже ничего не стоят. Он был чертовски хорошим журналистом.
– Спасибо вам, – сказала одна.
– Спасибо, – сказала другая.
Мы примолкли, глядя на одиннадцатимильную полосу моря, вспахиваемую паромом.
Вдали на фоне светлого неба высились темные небоскребы Перта.
В двадцати шагах от нас из зарослей лениво выползло какое-то средней величины млекопитающее, принадлежность которого я так и не смог определить, и двинулось вниз по склону. Оно было лохматым, как малый кенгуру валлаби, с красновато-коричневой шерстью, передние лапки были такие же, как у всех кенгуру, а морда острая, как у лисы или вомбата. Длинным языком зверек, точно пальцем, подобрал одну за другой все абрикосовые косточки.
– Боже мой! А это еще кто такой?
– Этот симпатичный чертенок называется квокка, – пояснила Аоифе.
– И что это значит – квокка? Если не считать того, что это чертовски удачная находка для игры в «Скраббл».
– Короткохвостый кенгуру. Сумчатое животное, которому угрожает уничтожение. Первые голландцы, которые здесь высадились, решили, что это такие гигантские крысы. Они потому и назвали этот остров Рэтс Нест
[199]
: Роттнест по-датски. На материке почти все квокки были уничтожены собаками и крысами, но здесь им удалось выжить.
– Значит, если археология вам разонравится, то всегда есть еще естественная история?
Аоифе улыбнулась:
– Да я пять минут назад прочитала об этом в Википедии!
– По-моему, ему очень нравятся абрикосы? – сказал я. – Там один остался, хотя и слегка подпорченный.
Холли посмотрела на нас с сомнением:
– А как насчет призыва «Не кормите диких животных»?
– Но мы ведь не закармливаем их фруктовыми батончиками, мам! – возмутилась Аоифе.
– А уж раз им грозит вымирание, – прибавил я, – они просто обязаны употребить в пищу весь витамин C, какой только смогут раздобыть.
Я бросил абрикос вниз, и тот упал совсем рядом с квоккой. Зверек не стал раздумывать – подошел, понюхал, слопал и, задрав голову, вопросительно посмотрел на нас.
– «Пожалуйста, сэр, – сказала Аоифе дрожащим голосом, подражая Оливеру Твисту в работном доме, – можно мне еще немножко?» Какой он сообразительный, правда? Я непременно должна его сфотографировать!
– Только не подходи слишком близко, милая, – сказала ей мать. – Это все-таки дикое животное.
– Да-да, я поняла. – И Аоифе стала спускаться вниз, держа в руке телефон.
– Какой замечательный воспитанный ребенок! – тихонько сказал я Холли.
Она только взглянула на меня, и я увидел в ее глазах и в морщинках вокруг них столько яркой, напряженной жизни, что сразу подумал: если бы эта женщина не писала книги о каких-то ангельских существах для своих легковерных, разочарованных в жизни читательниц, мы с ней могли бы стать друзьями. Я догадывался, и не без оснований, что Холли Сайкс знает, что у меня две дочери и о моем разводе: бывший «анфан террибль британской словесности», может, и недостаточно знаменит, чтобы его книги пользовались повышенным спросом, но огромное интервью с Зои под названием «I Will Survive»
[200]
, опубликованное в «Sunday Telegraph», подарило миру весьма однобокую версию наших семейных бед. Мы с Холли смотрели, как Аоифе кормит квокку, и выбеленные солнцем склоны Роттнеста звенели вокруг нас, жужжали, свистели от неумолчных звуков, издаваемых насекомыми. В пыли проползла какая-то ящерица и…
Ощущение, что за мной наблюдают, вернулось и стало еще сильнее. Мы явно были здесь не одни. Тут было множество каких-то других существ. И совсем близко. Я мог бы в этом поклясться.
Дерево акации, какие-то жесткие заросли то ли кустарника, то ли травы, больше похожей на проволоку, здоровенный валун размером с садовый сарай… Никого.
– Вы тоже их чувствуете? – Холли Сайкс наблюдала за мной. – Здесь дворец эхо, вот в этом самом месте…
Если я скажу «да», то мне придется сказать «да» и всему ее рассыпающемуся, как хлопья, непознаваемому, выдуманному миру. Сказав «да», я уже не смогу отказаться от исцеления с помощью магического кристалла, от регрессионной психотерапии, от существования Атлантиды, от рэйки и от гомеопатии? Проблема в том, что она права. Я действительно их чувствую. Это место является… Ну-с, каким словом вы сумеете заменить слово «обитель призраков», господин писатель? В горле у меня пересохло, но моя бутылка с водой была пуста.
Внизу о скалы бились голубые волны. Эти несильные глухие удары слышались примерно каждую секунду. Дальше в море играли волны повыше.
– Их привезли сюда в цепях, – вдруг сказала Холли Сайкс.
– Кого?
– Людей из племени Нунгар. «Водьемап» – так они называли этот остров. То есть «место по ту сторону воды». – Холли почему-то принюхалась. – С точки зрения нунгар, землей владеть нельзя. Как нельзя владеть, скажем, тем или иным временем года или самим годом. То, что дает земля, люди должны делить между собой.
Голос Холли Сайкс постепенно становился все более монотонным и каким-то тусклым, невыразительным, запинающимся – такое ощущение, словно она синхронно переводила некий заковыристый текст. Или, может, пыталась расслышать какой-то один голос в огромной ревущей толпе.
– Пришли джанга. Мы решили, что это вернувшиеся назад мертвецы. Они забыли, как разговаривать по-человечески, пока были мертвыми, и теперь разговаривали как птицы. Но сперва они пришли не все, а лишь немного. Их каноэ были огромными, как холмы, но внутри пустыми, и походили на большие плавучие дома, в которых много-много комнат. Потом приплыли и их суда, все больше и больше, и каждый корабль исторгал толпы джанга. Они ставили ограды, чертили карты, привезли сюда овец, выкопали шахты и стали добывать металлы. Они стреляли в наших животных, но если мы убивали их животных, они начинали охотиться на нас, как на хищников, как на преступников, и забирали наших женщин…
