Это представление могло бы показаться занятным или даже смешным, но я находился рядом с ней и видел, как болезненно пульсирует жилка у нее на виске, и я совсем растерялся, не зная, что и думать.
– Это что, сюжет книги, над которой вы сейчас работаете, Холли?
– Слишком поздно мы поняли, что джанга – это не умершие нунгар, которые восстали из могилы; джанга были Белыми Людьми… – Теперь голос Холли звучал совсем невнятно. Некоторые слова вообще были не слышны и как бы выпадали из речи. – А Белый Человек превратил Водьемап в тюрьму для нунгар. За то, что мы жгли кустарник, как делали это всегда, Белый Человек на корабле привез нас на Водьемап. За то, что мы сражались с Белым Человеком, Белый Человек привез нас на Водьемап. Цепи. Тюремные камеры. Ледяной карцер. Раскаленный карцер. Годы. Удары кнута. Работа. Но хуже всего то, что наши души не могут пересечь море. Так что когда тюремная лодка увозила нас из Фримантла, наша душа отрывалась от тела. Такая гнусная шутка. И, попав на Водьемап, мы, нунгар, мерли, как мухи.
Теперь я уже угадывал только одно слово из четырех. Зрачки у Холли Сайкс съежились и превратились в крошечные точки. И это, безусловно, никак нельзя было назвать нормальным.
– Холли?
Что следует делать в таких случаях? Как оказать ей первую помощь? Она, похоже, ничего перед собой не видела. Потом она снова заговорила, но английских слов было мало: я уловил только слова «священник», «ружье», «виселица» и «плыть». Знание языков аборигенов у меня было нулевое, а то, что с таким трудом срывалось с уст Холли Сайкс, черт возьми, явно не имело никакого отношения ни к французскому, ни к немецкому, ни к испанскому, ни даже к латыни. Вдруг голова Холли Сайкс резко дернулась назад и ударилась о стену маяка, и в мозгу у меня вспыхнуло слово эпилепсия. Я крепко схватил ее за голову, чтобы, если она вновь попытается ее разбить о стену, пострадала только моя рука. Затем я выпрямился, прижимая ее голову к своей груди, и заорал: «Аоифе!»
Девушка появилась из-за дерева почти мгновенно, испуганный квокка бросился наутек, а я снова крикнул:
– Аоифе, у твоей мамы какой-то приступ!
В одну секунду – сердце мое так билось, что я почти ничего не слышал, – Аоифе Брубек оказалась рядом со мной и, взяв в ладони лицо матери, резким тоном приказала:
– Мам! Немедленно прекрати это! Вернись назад! Мам, ты меня слышишь?
Какое-то надтреснутое монотонное то ли пение, то ли жужжание доносилось откуда-то из глубины глотки Холли.
– Как долго у нее были такие глаза? – спросила Аоифе.
– Секунд шестьдесят… Может, меньше. У нее что, эпилепсия?
– Значит, самое плохое позади. Нет, это не эпилепсия. Раз она перестала говорить, значит, сейчас она уже ничего не слышит… ой, вот черт! А это еще что за кровь?
Моя рука была перепачкана подсыхающей кровью.
– Это ее. Она ударилась о стену.
Аоифе поморщилась и стала осматривать голову матери.
– Здорово ударилась: там уже приличная шишка. Вот проклятье! Но, кажется, глаза у нее приходят в норму, видите?
Да, зрачки Холли и впрямь увеличились уже почти до нормальных размеров.
– Вы ведете себя так, словно с ней это уже случалось и раньше, – заметил я.
– И не один раз! – сказала Аоифе с каким-то явным подтекстом. – Вы, наверное, не читали ее книжку «Радиолюди»?
Я не успел ответить: Холли Сайкс заморгала, отыскала нас взглядом и с тревогой спросила:
– Господи, это только что снова случилось, да?
Аоифе, встревоженная, но старающаяся это скрыть, весело ответила:
– Да, мам. Добро пожаловать назад!
Холли все еще была бледна, как полотно.
– А что у меня с головой?
– Криспин говорит, что ты пыталась пробить ею стену маяка.
Холли Сайкс вздрогнула и посмотрела на меня.
– Вы слышали, о чем я говорила?
– Да, мне было довольно-таки сложно этого не делать. Но только сперва. А потом… это был уже не английский язык. Во всяком случае, не совсем английский. Послушайте, Холли, я, вообще-то, не очень разбираюсь в медицине, даже первую помощь толком оказать не умею, но меня все же очень беспокоит ваше состояние. Возможно, у вас сотрясение мозга. Так что сейчас спускаться на велосипеде с холма по такой извилистой дороге вам явно не стоит. Это было бы просто неразумно. У меня есть номер телефона той конторы, что дает велосипеды в аренду. Я попрошу, чтобы они вызвали сюда «Скорую помощь», и медики вас осмотрят и заберут. Я очень и очень советую вам поступить именно так.
Холли посмотрела на Аоифе, и та сказала, крепко сжав руку матери:
– Пожалуйста, Криспин, сделайте, как вы говорите.
Холли вдруг резко села и воскликнула:
– Бог знает, что вы могли об этом подумать, Криспин!
По-моему, это не имело никакого значения. Я стал набирать номер, но меня то и дело отвлекала какая-то маленькая птичка, которая все повторяла: «Крики-крики-крики…»
* * *
Уже раз в пятнадцатый Холли простонала:
– Господи, как же неловко вышло!
Паром уже подходил к Фримантлу.
– Пожалуйста, Холли, перестаньте. Ничего страшного не случилось.
– Но мне ужасно, ужасно стыдно, Криспин! Ведь я испортила вашу прогулку на Роттнест.
– Мне все равно придется вернуться на этом же пароме обратно. Если какое-то место и обладает кармой проклятия, то это Роттнест. А то все эти расчудесные галереи, где продаются изделия умельцев-аборигенов, просто лишают меня желания жить. Это все равно как если бы немцы построили на территории Бухенвальда еврейский ресторан.
– Сразу видно писателя! – заметила Аоифе, приканчивая фруктовое мороженое на палочке.
– Писательство – это патология, – сказал я. – Но я непременно все это запишу, причем завтра же, если смогу.
Моторы парома взвыли и затихли. Пассажиры собрали свои пожитки, сняли наушники и стали собирать разбредшихся детей. У Холли зазвонил телефон, и она, глянув на экран, сказала:
– Это моя подруга. Она нас заберет. Я скажу ей буквально пару слов.
Пока она разговаривала по телефону, я проверил свои сообщения. Ничего нового; последними были присланные Джуно фотографии со дня рождения. Наш интернациональный брак с Зои некогда казался нам чем-то вроде проникновения в шкаф, полный неожиданных открытий и странных вещей
[201]
, но интернациональный развод – это, скажу я вам, не для слабонервных. Сквозь покрытое каплями воды оконное стекло я видел, как молодой австралиец прыгнул на причал и стал крепить чалки к окрашенным стальным столбикам.
