Телефон, – мысленно внушал я им, находящимся в Монреале. – Позвоните папе. ПРЯМО СЕЙЧАС.
Я ждал. Я считал до десяти. Потом до двадцати. Потом до пятидесяти…
…звонит, черт возьми! Мои дочери меня услышали!
Нет. Увы, это оказался Гиена Хол. Не отвечай, – быстро подумал я.
Но все же пришлось ответить: скорее всего, это насчет денег.
– Привет! Я тебя слушаю.
– Добрый день, Криспин. Связь что-то очень плохая. Ты что, в поезде?
– Вообще-то, я на лодке. В заливе Хусавик.
– Залив Хусавик… Это где же… дай догадаться. На Аляске?
– Это северное побережье Исландии. Я тут на фестивале в Рейкьявике.
– Ну да, ну да. Между прочим, отлично у вас вышло с Ричардом Чизменом. Я утром в понедельник об этом узнал.
– Правда? А в правительственных кругах это стало известно только во вторник.
Кличка Гиена совершенно ему не соответствует, и смех у Хола совсем не похож на хохот гиены: он скорее напоминает ту последовательность горловых звуков и пауз, которая возникает, когда человек, скажем, скатывается по деревянным ступеням лестницы в подвал.
– А Джуно и Анаис тоже с тобой? Мне говорили, что Исландия – просто рай для детей.
– Нет. Предполагалось, что ко мне присоединится Кармен, но…
– А, да-да. Ну что ж, лови рыбку в море, c’est la vie, и не забывай собирать полезную информацию – что возвращает нас прямиком к сегодняшнему совещанию с участием издательств «Эребус» и «Бликер-Ярд». Весьма откровенная была дискуссия, и завершилась она аукционным списком.
Норман Мейлер, Дж. Д. Сэлинджер или даже д-р Афра Бут в это мгновение от радости подбросили бы свои телефоны высоко в воздух, а потом растерянно смотрели бы, как гаджет булькнется в воду.
– Так… И каковы мои авансы в этом аукционном списке?
– Вопрос для обсуждения номер один. Авансы были, когда ты подписывал текущий договор еще в 2004 году. Пятнадцать лет назад. «Эребус» и «Бликер-Ярд» считают, что твоя новая книга настолько запоздала со сроками, что ты нарушил контракт, и теперь то, что раньше было авансом, превратилось в долг, который тебе придется выплатить.
– Ну, это же просто чушь собачья! Какого черта, Хол?
– В юридическом отношении, боюсь, они совершенно правы; у них есть все формальные основания поступить именно так.
– Но они владеют эксклюзивными правами только на новые произведения Криспина Херши!
– А это вопрос для обсуждения номер два – и эту пилюлю мне, боюсь, уже ничем не подсластить. «Сушеные эмбрионы» классно продавались, это да, тираж достиг полумиллиона экземпляров, но потом, начиная с «Красной обезьяны», продажа твоих книг стала напоминать «Сессну» с одним крылом. Твое имя все еще на слуху, но уровень продаж в лучшем случае где-то в середине списка. Когда-то королевство Середина Списка считалось очень недурным местечком и давало возможность отлично заработать себе на хлеб с маслом: средний уровень продаж, средний уровень аванса, работа спустя рукава. Но, увы, этого королевства больше не существует. Теперь «Эребусу» и «Бликер-Ярду» куда сильней хочется вернуть свои деньги, чем получить новый роман Криспина Херши.
– Но я не могу вернуть им деньги, Хол… – Вот он, нацеленный в меня гарпун, способный полностью лишить меня платежеспособности, самоуважения и, черт возьми, пенсии! – Я… я… их уже истратил. Несколько лет назад. Или Зои их истратила. Или адвокаты Зои.
– Да, но им известно, что у тебя есть собственность в Хемпстеде.
– А вот это уже не их собачье дело! Мой дом они у меня отнять не могут! – Я заметил, что туристы внизу, на палубе, задрав голову, неодобрительно на меня посматривают – неужели я закричал? – Ведь не могут, да, Хол?
– Их юристы ведут себя чертовски самоуверенно.
– А что, если они получат мой новый роман, скажем… недель через десять?
– Они не блефуют, Криспин. Они действительно не заинтересованы.
– В таком случае что же, черт побери, нам делать? Может, мне изобразить попытку самоубийства?
Я, вообще-то, хотел всего лишь пошутить, так сказать, прибегнуть к черному юмору, но Хол почему-то воспринял эту возможность серьезно. Во всяком случае, как один из реальных выходов.
– Тогда они, во-первых, через суд потребуют от нас твое имущество, – рассуждал он. – А во-вторых, страховщики так рьяно начнут тебя выслеживать, что если ты не попросишь политического убежища в Пхеньяне, то наверняка получишь три года за мошенничество. Нет, единственное, что тебе остается, это уступить рукопись твоего нового романа об австралийском маяке на Франкфуртской ярмарке за достаточно приличную сумму и тем самым немного успокоить «Эребус» и «Бликер-Ярд». Но прямо сейчас тебе, увы, никто не заплатит ни фунта. Ты можешь прислать мне три первые главы?
– Прямо сейчас? Ну… Дело в том, что этот роман… несколько эволюционировал…
Хол, я словно видел это собственными глазами, даже рот открыл от изумления.
– Эволюционировал? – потрясенно переспросил он.
– Ну, во-первых, теперь действие романа происходит в Шанхае.
– В Шанхае 1840-х? В эпоху Опиумных войн?
– Скорее в современном Шанхае, практически в наши дни.
– Так… Я и не знал, что ты у нас синолог!
– Китайская культура – древнейшая в мире! Китай – это мастерская мира. И сейчас у нас поистине век Китая. Китай – это очень… современно. – Господи, неужели писатель Криспин Херши пытается всучить агенту свою книгу, как мальчишка, только что закончивший литературный факультет?
– А куда ты там приспособишь австралийский маяк?
Я глубоко вздохнул. Раз, потом другой.
– Никуда.
Хол, я был абсолютно в этом уверен, сделал такой жест, словно стреляет себе в висок, так что я поспешил его успокоить:
– Но у этого романа, Хол, имеется твердый сюжет. У одного бизнесмена, который по делам вынужден без конца перелетать из одной страны в другую, есть мать, страдающая всеми мыслимыми недугами и живущая в гостинице, затерянной в лабиринте шанхайских улиц, и там герой знакомится со служанкой, простой уборщицей, не совсем нормальной в психическом отношении женщиной, которая слышит голоса. – «Болтай, болтай дальше», – заставлял я себя. – Ну… ты только представь себе: «Солярис» как бы встречается с Ноамом Хомским через «Девушку с татуировкой дракона». И еще можно прибавить чуточку из «Твин Пикс»…
Хол явно налил себе виски с содовой – я даже слышал, как зашипела бутылка с водой. После глотка виски голос его зазвучал ровно и обвиняюще:
– Криспин, ты что, пытаешься рассказать мне сюжет своего нового фантастического романа?
– Никогда не пишу фантастику! В данном случае ее там максимум на треть. Ну, самое большее – процентов на пятьдесят.
