Холли, словно утратив дар речи, смотрела на ее безупречную девичью фигуру.
Улыбка Константен несколько поблекла; впрочем, эта улыбка никогда не была искренней.
– Жако мог бы поддержать нашу беседу. Хотя он ведь тогда уже не был настоящим Жако, не так ли? Скажите мне, Холли, вы поверили, когда Маринус стала утверждать, что ваш брат умер от естественных причин как раз в момент, когда Кси Ло, болтаясь где-то поблизости, ждал его смерти?
Текли секунды. Голос Холли прозвучал сухо:
– О чем это вы?
– О господи! – Улыбка Константен сменилась жалостливой гримаской. – Значит, вы действительно им поверили? Забудьте все, что я сказала, умоляю вас. Сплетни – это радио дьявола, и я вовсе не желаю быть на этом радио диктором, однако… попытайтесь хотя бы перед смертью все же сложить два и два. Я ведь «позабочусь» и об Аоифе – чтобы она недолго о вас тосковала. А, собственно, почему бы мне и в самом деле со всем этим не покончить? Может, убить заодно и Шэрон с Бренданом, чтобы уж собрать полный комплект семейки Сайксов? Пусть они и после смерти будут все вместе, как это было при жизни.
У Эстер было около трех минут. Обезвреживание Садаката должно было занять минут пять, особенно если Пфеннингеру захочется еще порассуждать. Я подсчитала наши шансы на тот момент, когда начнется неизбежная психодуэль. Анахореты-новички не должны причинить нам особого беспокойства, но в Часовне практически нет предметов, которые можно перемещать с помощью кинетической энергии, а одиннадцать против четверых – это существенный перевес сил, что по-прежнему создает определенные сложности. Нужно каким-то образом предоставить Эстер еще минут семь. Но сможем ли мы сдерживать их так долго?
– Клянусь, вы непременно пожалеете, что посмели угрожать моей семье, – услышала я голос Холли. – Богом клянусь!
– Ах, вы клянетесь? Да еще и Богом, никак не меньше? – Иммакюле Константен выглядела озабоченной. – Но ваш Бог мертв. Почему бы нам не проверить, вдруг я сожалею об обещаниях, которые дала с помощью наших друзей, которых вы называли «радиолюди»? – Она приложила сложенную лодочкой ладонь к своему украшенному бриллиантовой сережкой ушку, делая вид, что прислушивается. – Нет, Холли, нет. Вас дезинформировали. Я не стану сожалеть ни о чем; а вот вы вскоре будете корчиться от невыносимых угрызений совести по поводу того, что так нехорошо расстались с вашим тайным другом мисс Константен в те времена, когда были такой милой, такой одаренной девочкой всего семи лет от роду. Подумайте об этом. Ведь тогда умрет только один из Сайксов, а не пятеро. Ну, если не считать Брубека, конечно. Нет, вы действительно будете кричать от душевной боли, терзаемая напрасными сожалениями! Ну что, мистер Анидер? Была ли эта хрупкая костлявая вдова склонна к истерическим воплям и рыданиям, когда обладала более привлекательной внешностью и отменным запасом феромонов?
И перед Холли возник Хьюго Лэм. Ямочка на подбородке, отлично сохранившееся тело красивого двадцатипятилетнего мужчины, презрительный взгляд.
– Нет, она всегда была молчаливой. Привет, Холли. А забавно все повернулось, правда?
Холли даже слегка отшатнулась от него. Получить предупреждение, что ты, возможно, встретишься с призраком, и увидеть призрак прямо перед собой – это совсем не одно и то же.
– Что это они с тобой сделали?
Кто-то из Анахоретов рассмеялся. Хьюго посмотрел на свою давнишнюю любовницу.
– Они, – он обвел глазами Часовню, – меня исцелили. Исцелили от ужасной и бессмысленной болезни, которая называется смертностью. Смертные вообще слишком много болтают о жизни. Молодость, правда, какое-то время сохраняется, но даже самые стойкие неизбежно начинают стареть, усыхать, покрываться морщинами и в итоге превращаются в сушеные эмбрионы, в… покрытые варикозными венами жалкие, тощие, страдающие старческим маразмом, пускающее слюни существа… Лицо простого смертного всегда его выдаст, всегда расскажет, долго ли ему еще осталось.
– Вот именно, «выдаст»! – Пфеннингер шагнул вперед. – Минутку, Маринус. Вы знали, что у нас внутри вашего тесного кружка есть лазутчик, так сказать, «прикормленный наркоман»?
Я промолчала, с трудом подавив искушение сообщить, что мы уже год как об этом знаем.
– Это не мистер Д’Арнок, – продолжал Пфеннингер. – Он обманывал вас всего семь дней. Это кое-кто другой. И этот «кое-кто» превратил вас в чертовски удобную, полную сладкого молока грудь и целый год ее сосал.
Я с ужасом ждала завершения этой сцены.
– Не надо, Пфеннингер.
– Да, это больно, но veritas vos liberabit
[265]
. И потом, только развлекая меня, вы сможете протянуть еще несколько дополнительных минут…
Да, это было так. Я подумала об Эстер, прячущейся в теле Ошимы и готовящей настоящий психозотерический ад. Нам действительно была важна каждая секунда.
– Ну, так удивите меня, – сказал Пфеннингер. – Или попытайтесь смутить мою душу.
Он щелкнул пальцами, чуть повернувшись в сторону Янтарной Арки, и оттуда появился Садакат. Его манера держаться сильно изменилась: из скромного слуги он превратился в боевого капитана огневой роты.
– Еще раз приветствую вас, дорогие друзья! – радостно заявил он. – Сразу скажу, передо мной стоял вот какой выбор: еще двадцать лет работы по дому, стирки, уборки, прополки, унылого старения, катетеров, проблем с простатой и так далее или вечная жизнь, свободное обучение в рамках Пути Мрака и подвиги в качестве лазутчика в доме 119А. Хм? Дайте-ка подумать… Ну, хотя бы секунд двадцать… Короче, я решил, что путь вашего дворецкого не для меня!
Холли была потрясена.
– Они же вам доверяли! Они же были вашими друзьями!
– Если бы вы были знакомы с Хорологами дольше, чем пять дней, мисс Сайкс, – Садакат подошел к дальнему концу стола и оперся о него с видом хозяина, – вы бы тоже вскоре пришли к пониманию того, что Хорология – это клуб бессмертных, которые не позволяют другим обрести те привилегии, которыми обладают сами. Они ведут себя как аристократы. Как белые люди в своей стране – жаль, что приходится ссылаться на расовые предрассудки, но это, увы, очень точная аналогия; они ведут себя как войска в бастионе на берегу богатой империалистической страны, населенной белыми людьми; и из этого бастиона белые люди выпускают торпеды по судам с темнокожими беженцами из стран Угнетенных Небелых Народов, которые пытаются на этот берег высадиться. Я всего лишь сделал выбор в пользу возможности выжить. Любое живое существо на моем месте поступило бы точно так же.
– Поздравляю, Садакат, с переходом на новое место работы, – с безупречной искренностью поздравил его Аркадий. – Теперь ты займешь высокую должность «жнеца человеческих душ». Такая «удача» могла, разумеется, выпасть только очень приличному человеку.
Садакат ощерился:
