* * *
К трем часам дня мы с моей коляской были уже у школьных ворот, и я вспомнила, как забирала Аоифе из разных детских садов в Северном Лондоне и в Рае. Теперь основной темой для разговоров у собравшихся возле школы родителей служило крайне бедное содержимое коробок с пайком, только что полученных в здании Кооператива; в коробках вне зависимости от возраста находились: четыреста граммов плохо очищенной овсянки, в которой попадалась не только шелуха, но и солома; двести граммов коричневого риса; двести граммов чечевицы; пятьдесят граммов сахара; пятьдесят соли; упаковка из десяти пакетиков чая «Dragon Brand»; половинка маленького бруска мыла из демилитаризованной зоны; тюбик корейского дезинфицирующего средства, уже два года как просроченного; пузырек йода с надписью на кириллице и – совершенно неожиданно – ластик «Hello, Kitty!» с запахом кока-колы. То, что не использовалось в семье, становилось разменной монетой на пятничных рынках. Но, пожалуй, сегодняшняя коробка с пайком оказалась самой убогой за последние шесть лет – с тех пор как в 2039 году после жуткого неурожая зерновых ввели систему распределения. «Я понимаю, это действительно позор, – говорил Мартин, окруженный разочарованно ворчавшей толпой, – но я всего лишь мэр, а не волшебник. Я до посинения слал уведомления в Стабильность Корка, но как я мог заставить их ответить, если они отвечать не желают? Стабильность – это не демократия: они в первую очередь заботятся о себе, а ответить изволят только на письмо из Дублина!»
В общем, Мартина спас школьный звонок. Дети гурьбой высыпали на крыльцо, я встретила своих, и мы втроем потащились по главной дороге, ведущей из Килкрэннога к нашему дому. Лорелея и Рафик то и дело по очереди нюхали этот дурацкий ластик. И если у Лорелеи запах пробуждал какие-то ранние воспоминания счастливого детства, то Рафик был еще слишком мал и никогда по-настоящему кока-колы не попробовал, а потому все время спрашивал: «А что это такое? Кола – это такой фрукт, или трава, или что-то совсем другое?»
Последний дом в городе, принадлежавший Мюриэл Бойс, стоял несколько на отшибе, как бы завершая ровный ряд небольших стандартных зданий. Дом был большой и довольно нелепый; окна затянуты сеткой; оранжерея превратилась в большой парник для выращивания овощей, как и почти у всех в деревне. Три предпоследних дома на улице были заняты семьями сыновей Мюриэл Бойс – у нее было четверо здоровенных драчливых сыновей, но четвертый был еще не женат, – и ее невестки, похоже, способны были рожать исключительно мальчиков. Эти выстроившиеся в ряд дома так и называли «Ряд Бойсов». Мне помнилось, что Эд как-то рассказывал, будто у некоторых племен Афганистана большое количество сыновей в семье означает власть, могущество; Всеобщее Затемнение привело нас к тому же. Над дверями и окнами домов в «Ряду Бойсов» были изображены кресты. Мюриэл Бойс всегда отличалась истовой набожностью и в былые времена часто организовывала паломничества в Лурд, но с тех пор как два года назад Господь «призвал к себе» ее мужа – запущенный аппендицит, – у ее веры появились настоящие клыки; она «скрылась от мирской суеты» за высоченной зеленой изгородью, которая, как ни странно, совершенно не мешала ей видеть и замечать все, что творилось вокруг. Мы уже миновали ее дом, когда Мюриэл вдруг меня окликнула. Пришлось повернуть назад, и она вынырнула из садовой калитки, одетая как монашка, в сопровождении своего четвертого сына, пухлого двадцатилетнего Донала. На нем были короткие шорты и майка-«алкоголичка».
– Какой чудесный вечер будет сегодня, верно, Холли? А ты как вытянулась, Лорелея! Совсем скоро станешь прехорошенькой девушкой. Здравствуй, Рафик. В каком же ты классе? Ты ведь в нашей школе учишься, в той, что на пригорке?
– В четвертом, – осторожно ответил Рафик. – Здравствуйте.
– Чудесный денек, Лолли, – сказал Донал Бойс, глядя на Лорелею.
Она кивнула и отвернулась.
– Говорят, у вас снова неприятности с лисами? – сказала Мюриэл Бойс.
– Правильно говорят. У нас действительно неприятности, – сказала я.
– Ах, как вам не повезло! – воскликнула она. – И много птиц вы потеряли?
– Четыре.
– Четыре? Вот как… – она покачала головой. – И все ваши лучшие несушки?
– Да нет, всего одна или две. – Я нетерпеливо пожала плечами; мне хотелось как можно скорее пойти дальше. – Ничего страшного, остальные тоже несутся.
– Но ваш гончий пес, я полагаю, прикончил эту наглую лису?
– Да. – Я очень надеялась, что она попросит меня проголосовать за нее, и я смогу, дав ей некий невнятный ответ, продолжить свой путь, а потому я сразу взяла быка за рога: – Я слышала, вы баллотируетесь в мэры.
– Ну, я не хотела, но Господь мне велел, и я подчинилась. Люди, конечно, вольны голосовать, как им вздумается, – уж меня-то вы не поймаете на том, что я раздаю своим друзьям и соседям товар, который особенно трудно достать. – «Между прочим, отец Брейди как раз этим и занимается», – подумала я. Мюриэл смахнула с себя муху. – Нет-нет, Холли, я ведь совсем не об этом хотела с вами словечком перекинуться, – она улыбнулась Лорелее и Рафику, – а о представителях, так сказать, вашего младшего поколения.
Дети казались озадаченными.
– Но я ничего такого не делал! – тут же запротестовал Рафик.
– Никто и не говорит, что ты что-то сделал. – Мюриэл Бойс посмотрела на меня. – Но правда ли то, что вы отказали отцу Брейди в возможности нести вашим детям Слово Божье?
– Вы имеете в виду уроки религии?
– Да, я имею в виду изучение Библии с отцом Брейди.
– Мы сделали иной выбор, и этот выбор – личное дело каждого.
Мюриэл Бойс смотрела вдаль, на Данманус-Бей.
– Весь приход восхищался тем, как вы, можно сказать, засучив рукава, взялись за дело и стали воспитывать этих детей, когда Господь отдал их на ваше попечение. Хотя один из них даже не вашей крови! Но никто не стал бы винить вас в этом.
– Кровь не имеет к этому ни малейшего отношения! – с раздражением бросила я. – Я взяла Рафика к себе не потому, что мной «восхищался весь приход», и не потому, что «Господь мне его отдал». Я поступила так потому, что считала это единственно правильным.
Мюриэл Бойс с горькой улыбкой посмотрела на меня.
– И именно поэтому весь приход сейчас так разочарован, ибо вы склоняетесь на сторону дьявола и пренебрегаете духовными нуждами этих детей, разочаровывая Господа нашего. Поистине ваш ангел-хранитель в эту минуту льет слезы у вашего правого плеча! Ведь молодежь в наши безбожные времена нуждается в молитве больше, чем когда-либо. Это все равно что не давать им необходимого количества пищи!
Лорелея и Рафик огляделись, но никакого ангела у меня за правым плечом, разумеется, не увидели.
– О, я-то вижу ваших ангелов, дети. – Мюриэл Бойс блестящими глазами смотрела куда-то вдаль, поверх наших голов – видимо, она считала, что именно так и должны смотреть провидицы. – Твой ангел, Лорелея, похож на твою старшую сестру, только с длинными золотистыми волосами, а у Рафика ангел – мужчина, смуглый, темноволосый, именно такой, каким наверняка был и один из волхвов. Но все три ваших ангела очень печальны. Голубые глаза ангела-хранителя вашей бабушки покраснели от слез. Его сердце разбито, он умоляет ее…
