– Много лет я пытался убить тебя. Мало того, я сказал, что тот воин, который убьет тебя и принесет мне твою голову в доказательство, получит от меня дюжину золотых рубленников. Но теперь я сделаю не так, – он ухмыльнулся. – Говорят, ты великий воин. А я ценю искусство великих воинов. Поэтому я дам тебе возможность выжить. Если ты выберешься из моего города, ты будешь жить, а если нет – гнить тебе вечно в моей темнице, где за тобой будет ухаживать мой самый жестокий палач!
Его предложение показалось мне весьма заманчивым. Однако от второго варианта с темницей у меня по спине побежали мурашки.
– Нет, князь, ты, конечно, великий, но я откажусь от твоего предложения испытать судьбу, – без обиняков заявил я ему.
– У тебя уже нет выбора! – зловеще сказал князь.
– Ладно, давай тогда как-нибудь в другой раз, – я не знал, как красиво выкрутиться. – А я пока к Владимиру сгоняю. Скажу парню, что с миром облом выходит.
Я развернулся было к выходу, но тут передо мной появились два детины, загораживая мне пути к отступлению. За спиной послышался кровожадный крик князя:
– Схватить негодяя!
Тут же один из верзил, загораживавших мне дорогу к выходу, размахнулся своим огромным кулачищем, думая свалить меня одним ударом на землю. Запахло потасовкой.
Это мне начинало нравиться – махать кулаками было мне куда сподручнее, чем мечом. Имея за плечами КМС по боксу и титул пятикратного чемпиона своего института, я тут же принял боевую стойку. Кулак верзилы опустился мне на голову, однако я вовремя ушел вправо, избежав удара. Четко отработав на детине классическую серию, я добавил крюк с правой ему по голове с такой силой, с какой не бил никогда. Парень, потерявшись, свалился на пол.
– Нокдаун! – заявил я, исполняя роль судьи.
В это время второй детина, размахнувшись, пытался ударить меня сбоку в голову. Я чисто инстинктивно увернулся, схватил его за руку и кинул через себя на пол, после чего, не отпуская, заломил ему руку. Послышался хруст костей и крик, вырвавшийся у верзилы от боли.
К этому моменту подоспели стражники, и один из них ударил меня длинным древком своего топорика по затылку. В голове помутнело, однако я смог увернуться еще от нескольких ударов и, выхватив у одного из них топор, стал защищаться им, отступая к дверям.
В это время двери распахнулись, и вбежало шесть стражников с огромными дубинами. Я метнулся в сторону, однако еще несколько человек навалилось на меня, сбив меня с ног. Я упал и, катаясь по полу, пытался уйти от обрушивающихся на меня ударов. Однако это уже было бесполезно. Меня окружили со всех сторон стражники и, пиная ногами, глушили по мне дубинами и древками от топориков. Несколько ударов огромной дубины раздробили мне всю кость левого предплечья. Дюжина стражников месила меня со всей силы, словно тесто.
Последним, что я помнил, была дубина в руках одного из верзил, резко опустившаяся мне на голову. От сильного удара я потерял сознание.
IV
Я очнулся в сумрачном помещении. Надо мной мрачно нависал темный сводчатый потолок. Преодолевая головную боль, я повернул голову на бок и осмотрелся. Моя темница представляла собой небольшой, грубо сложенный из камня карцер. В воздухе комнатушки висела неприятная сырость, неотесанные камни на стенах во многих местах покрылись плесенью, со сводчатого потолка медленно и равномерно срывались на пол капельки мутной воды. Из мебели была только жесткая деревянная скамья, на которой я лежал. Возле лавки на ребре стояло большое не разрубленное полено. На нем, словно на столе, стоял небольшой глиняный горшок, и лежала краюха хлеба.
Немного света прорывалось в темницу сквозь зарешеченное маленькое окошко у самого потолка. В противоположной стене была большая и массивная дубовая дверь с вделанным в нее маленьким окошком, открывающимся снаружи.
Я лежал в простых льняных штанах и свободной рубахе из мешковины – всю мою старую одежду и вещи, по всей видимости, забрали.
Оглядевшись по сторонам и смутно припомнив свой прием у князя, я понял, что не смог убежать и, согласно его условию, должен был теперь просидеть в этой темнице до конца своих дней, навещаемый лишь изредка придворным палачом.
Такой расклад меня абсолютно не устраивал, однако парадом здесь командовал не я. Мне лишь оставалось радоваться, что я остался жить после того, как стража избила меня чуть ли не до смерти.
Я попытался сесть на скамье, чтобы перекусить оставленной на бревне краюхой хлеба. При первом же движении меня всего перекосило от боли, и я в бессилии рухнулся обратно на скамью. Все тело буквально ныло от жуткой боли, голова болела, левая рука была сломана в предплечье, дышать было тяжело – все ребра, похоже, тоже переломали. Стражники, как оказалось, поработали со мной на славу, не оставив на моем теле ни одного живого места. Собрав всю свою волю в кулак и стиснув зубы, я решил еще раз попробовать сесть на скамье. При первом же рывке я потерял сознание…
…Когда я снова очнулся, в темнице было совсем темно и беспроглядно, лишь смутными синими очертаниями под потолком виднелось зарешеченное окошко, сквозь который пробивался холодный ночной воздух. Мне жутко хотелось пить. Я попробовал снова пошевелить членами своего тела, однако резкая острая боль тут же пронзила меня с ног до головы. Я решил пока оставить бесплодные попытки подняться со скамьи.
Рядом с моей головой на скамью монотонно капала вода с потолка. После долгих и тяжелых усилий я немного передвинулся на лавке так, что капли начали попадать мне в рот. Это немного освежило меня, полубредовые мысли начали исчезать из головы, сознание мое немного прояснилось.
Я не знал сколько времени прошло с того момента, как я сюда попал. Судя по всему, я валялся в темнице в бессознательном состоянии только пару дней, так как еще не умер от голода и недостатка воды. В моей голове медленно пронеслись все события последних дней, я вдруг осознал, что мир, в который я попал, был чужд мне, он меня не принимал, и я вынужден был все время убегать и обороняться, безуспешно пытаясь взять под контроль течение событий.
Человек из будущего, знающий намного больше средневековых дикарей, прослуживший несколько лет в спецотрядах, умеющий пользоваться всеми видами самого последнего оружия и владеющий самыми лучшими боевыми искусствами, попал в темницу и лежит сейчас в полубредовом состоянии, на грани между жизнью и смертью. Весь его опыт не смог противостоять толпе дикарей с мечами и секирами наперевес. Это было до невыносимости обидно и сильно задевало за мою гордость цивилизованного человека.
Под давлением своей беспомощности и унижающих мое сознание мыслей, я заснул.
Проснулся я уже глубоким днем. Узкий и слабый солнечный лучик пробился сквозь зарешеченное окошко, то исчезая, то появляясь вновь. Смотря на него, мне снова захотелось жить, и я вдруг понял, что если я не поем, то умру здесь с голоду. Тело все также болело, однако я заставил себя встать. Сидя на скамье, я начал быстро грызть уже черствый хлеб, запивая его водой из глиняного кувшина.
